Мадонна в черном - Рюноскэ Акутагава

видов». Но все эти писатели достаточно умны. Разве стали бы они смешивать дилетантизм со своим искусством? Я в этом убеждён и не в силах сдержать смех, когда вижу, как люди, не зная обычаев и нравов эпохи Тайсё[43], не разбираясь в искусстве этой эпохи, всерьёз обожают незатейливые шутки этих двух человек, восхищаются ими.

Цветы сливы способствуют занятию литературой ради развлечения, которое я презираю, пленяют бесовской привлекательностью вульгарной поэзии. Я не могу не бояться цветов сливы, подобно тому как одинокий путник боится горной глуши и непроходимых болот. Но подумайте о том, что горная глушь, непроходимые болота – это то, что трепетно мечтает преодолеть путник. Каждый раз, когда вижу цветы сливы, я, подобно Сюю Сякэ, стремившемуся к покрытой снегом вершине Эмэй, подобно Шеклтону, любовавшемуся звёздами Южного полюса, не могу не испытывать непреодолимого творческого подъёма.

Стряхнув с себя серую пыль,

Белое облако сливы

Изгородь обволокло.

На этом давным-давно созданном стихотворении Бонтё можно учиться. В нём рассказывается о мальчике, который, торопясь на переправу, поднял пыль, осыпавшую сливу.

Мне не так легко смотреть на цветы сливы собственными глазами – именно поэтому я и хочу смотреть на них собственными глазами. Если прибегнуть к парадоксу, цветы сливы кажутся такими головокружительно холодными и равнодушными, что влекут к себе до головокружения. Гао Цзинцзю говорит в своём стихотворении: «Форма драгоценного камня – шарик / Кто это перекатывается у реки?» И далее: «Нет, у меня ещё не было хороших стихов / Восточный ветер заставляет распускаться цветы». В самом деле, цветы сливы похожи на дочь отшельника или на любовницу отошедшего от дел богача. (Последняя метафора принадлежит господину Нагаи Кафу. Она нисколько не противоречит приведённым стихотворениям.) Если сказанное мной тебя не удовлетворяет, подумай о чувствах к избранной тобой красавице. Правда, только влюбившись в неё всем сердцем, оставь все думы о спасении души.

Тайный знак

Когда я писал новеллу «Чистота о-Томи», три человека спросили меня, не является ли о-Томи женой господина такого-то. Далее, в новелле появляется нищий под именем Мураками Синдзабуро. И один из этих троих спросил, не тот ли это самый Мураками Синдзабуро – выдающаяся личность последних лет токугавского сёгуната. Однако моя новелла с начала и до конца вымысел, и поэтому названные прототипы я не использовал. Действующих в новелле «Чистота о-Томи» персонажей всего двое – о-Томи и нищий. И то, что оба они похожи на людей, существовавших в жизни, безусловно, удивительный тайный знак. В стихотворении Футино Кохаку я как-то прочёл: «Ворота Расёмон. Вечером возвращается домой кукловод», но ведь у меня есть сборники, названные и «Кукловод», и «Ворота Расёмон»; я поразился этому удивительному тайному знаку. Сейчас я снова сталкиваюсь с таким же тайным знаком. Для меня эти тайные знаки какое-то наваждение.

Холера

Поскольку сейчас свирепствует холера, я вспомнил один рассказ Нацумэ-сэнсэя. Эпидемия холеры разразилась в те годы, когда сэнсэй был ещё ребёнком. Он тогда съел много бобов, выпил много воды, после чего вместе с отцом лёг спать, прикрывшись москитной сеткой. На рассвете у него началась вдруг рвота. Отец сэнсэя, кажется, закричал «ой, холера» и стремительно выскочил из-под москитной сетки. Выскочив, он в полной растерянности, не зная, что делать, и ничего не предпринимая, чтобы спасти сына, схватил метлу и начал подметать сад. Разумеется, рвоту вызвали проклятые бобы и вода, а холеры никакой не было, но благодаря этому случаю сэнсэй узнал, какой эгоистичный человек его отец.

Какие романы посвящены холере? Пожалуй, о холере рассказывает «Зелёный виноград» Коё. В рассказе о La Motte описывается холера в Японии. В нём нет каких-то выдающихся событий, но в нём мастерски описано времяпровождение на Уогаси, всё, что происходит на этом речном берегу.

Я не хочу умереть от холеры. Мне отвратительна лишённая благообразия смерть, сопровождаемая рвотой и поносом. Прочитав о том, что Шопенгауэр, боясь холеры, бежал от неё, я искренне сочувствовал ему. Сочувствовал, может быть, даже больше, чем его философии.

Однако в эпоху Шопенгауэра ещё не знали, что холера передаётся через пищу. Но я, благодаря тому, что родился в наше время, точно знаю это и поэтому ем только варёное, пью только солёно-кислый лимонад, прибегаю к тщательнейшей профилактике. Меня теперь высмеивают за трусость, но трусость – добродетель, свойственная только цивилизованному человеку. Чем более труслив человек, тем больше – втрое, в девять раз – превосходит он короля готтентотов.

Нагасаки

Воздушные змеи в виде ромба. Воздушные змеи, запущенные в небо Сан-Монтано. Там носится множество воздушных змеев.

Летние мандарины и бананы, продающиеся у дороги. Они точно блестят в лучах солнца, отражающихся от мостовой. Над городом носятся ласточки.

Ивы, провожающие гостей района красных фонарей Маруяма.

Переброшенный через канал каменный мост Мэганэбаси. На мосту соломенные шляпы прохожих. А вот подплывает стайка уток, сверкающих на солнце белизной.

Ящерица на каменных ступенях храма Нанкиндзи.

Флаг Китайской республики. Дымящий английский корабль. «Прикрывающие порт горы сверкают молодой листвой…» Полысевший Сайто Мокити. Лоти. Чэнь Наньпинь. Нагаи Кафу.

Наконец, «Японский храм Матери Божьей» и Дева Мария внутри храма. Васильки вперемешку с колосками пшеницы. Огоньки свеч там, куда даже днём не проникает солнечный свет. За окном далёкий Сан-Монтано.

Токио, Табата

Макушки деревьев, укрытые моросящим осенним дождём. Сверкающие на этом дожде крыши домов. Собаки спят на мешках для угля, куры замерли в одной-единственной клетке.

Дом мастера по литью Катори Ходзумы, в саду которого на деревьях висят ядовитые огурцы.

Дом художника Косуги Мисэя, прильнувший к живой изгороди из бамбука, покрытого густой листвой.

Дом богача Касимы Рюдзо, во дворе которого огромный зелёный газон.

Дом поэта жанра хайкай Такии Сэссая, выходящий на грязную дорогу.

Дом поэта Муроо Сайсэя с каменной плитой у входа, около которого красиво растёт низкорослый бамбук.

Чайный домик Тэндзэндзи сёкэн, у которого растут дубы и гинкго, а по вечерам над входом зажигается фонарь.

Сёдзи, защищающие от моросящего осеннего дождя на улице. Хибати, спасающая от холода, который несёт моросящий осенний дождь. Сидя у стола из красного сандалового дерева, я, зажав в зубах сигару за одну иену восемьдесят сэнов, рассматриваю рисунок курицы Итиютэя.

Заметки Тёкодо

Картины Тайги

Мне кажется, я уже давно хотел иметь картину Тайги. Но не могу утверждать, что не жалел денег, даже на такого художника. Всё же меня не оставляло желание купить хотя бы одно его какэмоно, но не дороже чем иен за пятьдесят.

Тайга великий художник. Живший в беспросветной нужде, Айгай Такахиса