Меркьюри - Эми Джо Бернс

своем городе всех до единого. Он до сих пор даже не научился представляться новым людям ― жизнь их сообщества строилась на коллективном менталитете, когда все стремились знать друг друга лучше, нежели каждый знал самого себя.

Увидев Марли дважды (сперва, когда она проезжала мимо здания мэрии, вскинув на «торпеду» ноги с крашеными розовыми ногтями, а второй раз ― на бейсбольном матче, с изящно поднятыми на макушку солнцезащитными очками), Бэйлор увлекся не столько самой девушкой, сколько идеей начать все с чистого листа ― то есть именно тем, что его отец любил больше всего на свете. Весь Меркьюри знал, что Бэй ― сын Мика и брат Уэйлона. Переплет к чужой книжке.

Бэй исполнился надеждой, что это и есть его звездный час создать свою собственную цельную книгу.

Однако все пошло не так, как бы ему хотелось. Во время матча Бэйлор заметил, как глядел на Марли Уэйлон, увидав ее впервые. Он мастерски забросил мяч в дальнюю часть поля и сразу, как обожаемый сынок, высмотрел мать в толпе зрителей. Там, позади Элизы, сидела Марли, похожая на олененка, легкая и подвижная, и солнце целовало веснушки на ее носу. При виде ее Уэйлон кинул перчатки на траву, при том что вся команда помчалась к скамейке запасных праздновать победу. Уэйлон, конечно, был героем дня, но ничего удивительного в этом не было. Бэйлор всю жизнь везде был первым, а Уэйлон просто шел за ним по пятам.

Зачарованное выражение на лице брата вселило в сердце Бэя страх. Какой-то внутренний демон нашептал ему, что Уэйлон первым доберется до намеченной Бэйлором цели. И тогда эта незнакомка увидит Бэйлора только глазами его брата, и наконец придет время, чтобы тот обошел Бэя по всем статьям, как и предсказывал отец, и сегодняшний обидный щелчок будет первым из серии последующих. Уэйлон в костюме и галстуке, с хорошенькой женой, с собственным комплектом визиток. Бэй, который топит печали в баре за городом, и лучшее, что есть в его жизни, ― это непротекающие крыши да случайный секс на одну ночь.

Пустой переплет до скончания дней.

И Бэй тогда сказал себе: «Нет, только не сегодня. Не в этот раз».

А потому он совершил нечто для себя постыдное. Ему наплевать было на нежные чувства Уэйлона, и он не понимал, что единственное, к чему на самом деле всегда стремился Уэйлон, это быть вместе с Бэйлором. Зато он хорошо знал, как это больно, когда тебя сравнивают с братом и находят неполноценным.

Он схватил Уэйлона сзади за футболку и процедил сквозь зубы:

– Давай хоть здесь утешься, раз уж на крыше ты дерьма не стоишь.

Бэй уже немного ненавидел себя за эти слова, ведь заранее знал, что Уэйлона они выведут из себя. В нем по-прежнему так много оставалось от мальчонки, который поторопился съехать с горки вслед за братом, за что получил от того тумаков. И безутешного от такого предательства.

Уэйлон в ответ врезал ему кулаком, и братья сцепились на краю поля, точно змеи.

– Вот почему ты всегда такой говнюк? ― бросил ему Уэй, сжав его голову в захвате.

– Потому что, кроме меня, ни у кого не хватит душонки тебе так сказать, ― ответил Бэйлор.

И тут они услышали зловещий окрик матери:

– А ну, хватит!

Элиза не выносила драк. При этом она не кидалась на них с руганью и не брюзжала. Она выказывала разочарование. Какими бы разными ни были ее сыновья, они оба не любили ее огорчать. Мать была для них точно заслонка, отбивавшая переменчивые настроения отца: провозглашение новых перспектив при быстро убывающем бюджете или еженедельные рассуждения о том, что, если кого что-то не устраивает, можно собрать свое барахло и уехать. Элиза его разглагольствованиям значения не придавала и этому же научила сыновей. В отличие от всех прочих жителей Меркьюри, Бэйлор с Уэйлоном никогда не считали Мика крепким человеком. Перед ними был один лишь образец стойкости и силы – в лице матери, которая водила широченный «Линкольн», которая разбивала по два яйца за раз и которая младшего их брата рожала дома. А потому, услышав приглушенный окрик Элизы, парни отпустили друг друга и повалились на землю.

Бэй впоследствии жалел, что на этом все не закончилось, что он с самого начала не отдал Уэю Марли. Куда проще было бы никогда ни по кому не страдать и перескочить во взрослую жизнь, не задаваясь вопросом, почему он всегда любил не тех. И почему всякий раз, когда у него была возможность отдать кому-то, а не забрать, он делал выбор в свою пользу.

Марли легко и естественно вписалась в его жизнь, точно дождь, заполнявший влагой трещинки на тротуаре. Он как будто удовлетворял в ней какую-то духовную потребность, хотя Бэй и не был уверен, что дело только в этом. Элиза пригласила ее к семейному столу, а Крошка Шэй влюбился в нее с первой встречи. Бэй уже мечтал, как станет хвалиться ею, точно драгоценностью, купить которую у него никогда не хватало денег, но которую вдруг посчастливилось найти. Весь городок уже знал, что она слишком хороша для него, ― не понимала этого лишь Марли. Она смотрела на него так, будто он никогда не вышибал стекол, никогда не сквернословил, никогда, найдя у кого-то в подвале завалявшуюся бутылочку спиртного, не прикладывался к ней от души. Бэйлор думал, что, может, это и есть любовь ― смотреть сквозь пальцы на худшие стороны другого человека или не замечать их вообще.

Бэй изо всех сил старался ради нее стать лучше. И целовал Марли неистово и самозабвенно, сражаясь с молнией на ее джинсах.

– Бэйлор, ― спросила она однажды жарким августовским вечером, когда Бэю казалось, что единственное, что ему необходимо, это всецело раствориться в ней, ― чего ты хочешь?

От этих слов его руки застыли в замешательстве на ее талии. Он уже слышал эти три слова в тот вечер, когда недели три назад помогал Мику закатить в дом пианино. В тот вечер, когда Марли впервые ужинала в их доме. Бэйлор тогда с другими троими мужчинами, пришедшими помочь выгрузить пианино, разворачивал инструмент на бок, а Мик отошел в сторонку на тротуар, где в то время в одиночестве прогуливалась Энн.

Бэйлор увидел, что его отец потянулся пальцами к щеке Энн, и женщина отшатнулась.

– Чего ты хочешь, Мик? ― произнесла она. В ее голосе сквозило отвращение.

Какие бы поползновения тот ни делал в отношении лучшей подруги жены, они явно были нежеланными.