Меркьюри - Эми Джо Бернс

Засвидетельствовав, как его отец прикарманивал деньги из средств фирмы, и осознав для себя ту цену, что Бэйлор лично заплатил за недостачу, он начал жестче относиться к тому, что Мик за долгие годы умыкал и чего это в итоге стоило. Украдено из их жизни оказалось многое: поцелуи, улыбки, взгляды, танцы, телефонные звонки, пятничные вечера, завтраки по воскресеньям. Бэйлор понял, что Мик Джозеф страдал особого рода каннибализмом, ради выживания лакомясь собственной кровью. Он расхищал самого себя, отрывая плоть от своей плоти, разоряя все, что у него имелось. Бэйлор не хотел ничего воровать у Джейд ― и ни у кого бы то ни было, ― так, как его отец кусочек за кусочком крал счастье у Элизы.

Он не находил слов, как это выразить, пока не уяснил, что Мик способен опустошать их бизнес-счет и не испытывать притом ни малейшей вины. Элиза к тому времени уже начала со всей поверхности своего бытия терять значительные стружки. И вина в этом была на Мике Джозефе, Бэйлор это точно знал. Снова и снова Бэя стали преследовать давние слова матери. Смотри не сделайся таким, как этот человек.

И Бэйлор начал попивать. По крайней мере, в этом отношении они с Миком точно были не похожи.

Бармен в «Вороне» уже знал, что Бэй предпочитает неразбавленный «Джеймисон» и не любит ни с кем говорить. Единственное место, где он бывал словоохотлив, как выяснилось, это салон Джейд. Соседний с ним табурет перед барной стойкой обычно пустовал, время от времени туда подсаживались женщины. Бэй не поддерживал с ними беседу, не угощал выпивкой и вообще не пытался казаться доброжелательным. Мысль о том, что женщина решит, будто он хочет от нее чего-то взамен (как это однажды вышло с Марли), внушала ему отвращение.

У него не было никаких притязаний на то, каким его считали ― хорошим сыном или плохим. Все, что он мог сделать, ― это свести к минимуму свою досягаемость, оставаясь самим по себе.

После закрытия бара он целую милю шел пешком до дома, чтобы протрезветь, чтобы почувствовать на лице свежий ветер. И, как в какой-то песне о любви, всегда выбирал путь, что шел мимо салона Джейд. «Просто убедиться, что с ней все в порядке», ― объяснял он себе. Улица, как правило, бывала пуста, фонари к этому времени уже гасли. Бэйлор представлял, как она крепко спит у себя дома, чего никогда не удавалось ему, поскольку Элиза вечно бродила ночами по коридорам.

Конечно, в любой момент он мог бы куда-нибудь уехать. Но этот одиночка на самом деле не хотел оставаться совсем один.

Как-то раз весенней ночью 1995 года Бэйлор торопливо шел по городской площади. С лужайки перед церковью он поднял взгляд на колокольню, едва различая ее силуэт на фоне затянутого темными тучами неба. Вдалеке сверкнула молния. У Бэя возникла мысль остаться здесь и переждать грозу: хлещущий по телу дождь был куда предпочтительнее ощущения пустоты в груди.

Позади него, на улице, идущей от церкви, находилось заведение Джейд. Бэйлор обернулся ― салон мирно темнел в ночи. Внезапно он осветился ― словно прожектор поезда ударил из туннеля. Порядком в подпитии и в боевой готовности, Бэйлор накинул капюшон толстовки и, стараясь держаться незаметно, двинулся туда.

Остановившись недалеко от двери салона, он увидел внутри две быстро движущиеся фигуры. Джейд чуть его не заметила, хватая с вешалки куртку, но Бэй успел вовремя отступить в тень. Затем он услышал голос Марли. Спрятавшись в проулке, Бэйлор дождался, пока они вышли наружу с большими канистрами в руках. Он не смог удержаться, чтобы за ними не пойти. После того как подруги шмыгнули через улицу на красный свет, Бэйлор направился следом на безопасном расстоянии. Вскоре девушки свернули вправо, на парковку у церкви и, прежде чем Бэй успел их догнать, куда-то исчезли.

Довольно долго он сидел в тени дома священника, ожидая, когда они появятся. Старая и грязная крыша стоящей рядом церкви словно насмехалась над Бэйлором. В изредка пробивающемся сквозь тучи свете луны вспыхивал прибитый Марли медный фартук. И тут Бэйлору показалось, он раскусил, в чем дело. Наверняка заплата Марли стала протекать, и она скорей готова была чинить крышу под покровом ночи перед надвигающейся грозой, нежели признаться Джозефам, что ее затея провалилась.

Марли необходимо было тайком все починить, и именно Бэйлор, как никто иной, вынуждал ее на это.

Уж что-что, а крыши он латать умел как следует! Бэй представил, как чердачные помещения церкви уже гниют от протечек, и какое он получит удовлетворение, когда оттуда ливанет вниз. Впрочем, долго ему такими мыслями обольщаться не пришлось: скоро дверь, скрипнув, открылась, и на улицу вышли уже не две женщины, а три. Бэй увидел мать, которая встревоженно кралась, точно вор-домушник, прижимая к себе вторую пару туфель.

Бэйлор уронил голову на руки. Снова Марли помогала там, где он был не у дел. Его мать была определенно не в себе, и произошедший конфуз являлся тому доказательством. Это было ясно как божий день. Окажись Бэйлор в тупиковой ситуации, он бы тоже, наверное, обратился к Марли. И он решил не преследовать Джейд до дома, как последний придурок. Куда сильнее его манила стоящая рядом церковь.

Как только женщины удалились, Бэйлор вошел в здание и не поленился оставить грязные ботинки у двери. Он поднялся по лестнице, свернул. В церкви было так темно, что Бэй не мог различить собственной руки. Поскольку у него до сих пор перед мысленным взором был заливаемый дождем чердак, то Бэйлор к нему и направился. Дойдя до казначейской в глубине церкви, он обнаружил, что дверь туда открыта нараспашку, свет включен, а лесенка на чердак откинута.

Единственное, кого он там никак не ожидал увидеть, так это пастора Холлиса, нагого и мертвого, лежащего поверх груды хоровых мантий.

Глава 30

― Вот дерьмо, ― обронил Бэйлор.

Очевидно, Холлис заманил ее сюда и изнасиловал. Иначе с чего бы Марли сюда кралась посередь ночи, да еще и на пару с Джейд? С его ограниченным воображением казалось куда правдоподобнее, что Элиза Джозеф совершила убийство, нежели осознанно изменила мужу. Бэйлор долгое время пытался спасти отца от него самого ― и что это дало хорошего? Быть может, настала пора спасать