Меркьюри - Эми Джо Бернс

– Бэйлор…

– Черт… ― единственное, что он смог произнести, после чего быстро ретировался к двери и выскочил на улицу.

В то лето Бэйлор множество раз возил мать на прием к разным врачам, и специалисты в один голос заявляли, что у нее преждевременное наступление деменции. Причем никто не мог толком сказать, ни насколько все будет плохо, ни когда наступит ухудшение. Ясно было лишь то, что они мало что могут сделать.

– Но с чего это вдруг пошло? ― спрашивал Бэйлор, и никто не мог ему дать четкого ответа.

Наследственное у нее это или приобретенное ― но ничего нельзя было исправить. Бэй возмущался: какая вообще польза от врачей, если они могут лишь выдавать скверные вести, которые ему известны и так! Самому ему хватало среднего образования, чтобы понять: его мать не в полной ясности рассудка. Все, чем он располагал после очередного визита в клинику, это кругленьким счетом с оплатой в рассрочку.

Бэйлору не хотелось верить, что все, во что превратилась теперь его мать, ― это безнадежная болезнь. Ее жизнь достойна была гораздо большего, чем такой финал. Мик, кстати, не смог проигнорировать поставленный жене диагноз. То ли тут было показное геройство, то ли некая корысть ― Бэйлор точно не знал. Единственное, что он понял наверняка, что отец струхнул и начал жить так, будто Элизы уже и не было на свете.

Мик начал бубнить про какие-то совершенно нелепые вещи. Говорил, надо переехать в Аризону, чтобы застать там строительный бум. Попутно изъявлял желание открыть еще один бизнес по производству керамики. И по настройке пианино. И основать гильдию изобретателей. Он постоянно что-то говорил, бросаясь эпатажными высказываниями, и его семья давно уже перестала к нему прислушиваться. Элиза научила сыновей спокойно давать Мику говорить и делать все, что ему заблагорассудится.

За месяц до смерти Элизы Бэйлор увидел, что отец в подвале возится с гофрированной трубой, протягивая ее внутрь дома с улицы через небольшое окошко. Труба эта соединялась у потолка с воздуховодом, разведенным по второму этажу. Мик соорудил в своем доме замысловатый лабиринт трубок и каналов, разобраться в котором смог бы разве что его сын.

– Бать, это что еще за хрень? ― спросил Бэйлор. Впрочем, в его тоне не слышалось вопроса, потому что он и так уже все понял.

Быстро подняв на него взгляд, Мик продолжил свое занятие.

– Фургон же заводим прямо возле дома. Эта гофрированная трубка соединит выхлопную трубу с вентиляцией в комнате у твоей матери. И она просто вырубится во сне.

Это прозвучало настолько нелепо, настолько безумно, точно из уст маньяка, что Бэйлор даже усмехнулся. Об этом моменте он будет сожалеть потом всю оставшуюся жизнь. Он ухватил одной рукой серебристую гофру и выдернул из потолка.

– Я знаю, ты в этом доме любишь изображать Господа Бога, ― сказал он, ― вот только ты ― не Он.

Он осторожно выбирал слова, стараясь говорить на том языке, который ясно понимал Мик.

Мик выронил гаечный ключ, и он гулко ударился о бетонный пол.

– Давай-ка, бросай это дело, ― сурово сказал Бэйлор, указывая на трубу.

– Я не хочу видеть, как она умирает.

Вот какая, оказывается, была мотивация у Мика ко всему, что он делал! Он хотел лишь избежать собственных переживаний, сократить свои потери в самом зародыше.

– Съезжай тогда отсюда, ― сказал Бэйлор.

В этот момент Бэй вскипел ненавистью к братьям. Ишь, херувимчики! Видите ли, слишком нежные они, чтобы так разговаривать с отцом! Это приходилось делать Бэйлору, который не старался ни для кого казаться добрым.

Мик сердито ушел из подвала, а Бэйлор достал карманный складной нож и истыкал гофру.

В прошлом имелись кое-какие факты из жизни Мика, которые благодаря Элизе знал только Бэйлор. За несколько недель до рождения Уэйлона у Мика случился нервный срыв, и Элизе пришлось даже звонить в больницу, чтобы его туда забрали. «Он почти что впал в кататонию», ― объяснила она Бэйлору, когда тому уже исполнилось десять лет, и в очередной раз предупредила, чтобы он не становился таким же, как его отец.

Когда Бэйлору был всего год, как рассказывала мать, Мик страдал клаустрофобией и безутешной хандрой. Они еще ни разу не ссорились, из-за чего бы Мик мог так переживать. Хотя, уже став взрослым, Бэйлор мог проследить цепочку провоцирующих факторов, сказавшихся на дальнейшей жизни отца: то предстоящее рождение сына, то неизбежная смерть жены. Тогда, в больнице, его пролечили электротоком и отправили домой. Мик с Элизой ожидали появления второго сына с огромными надеждами, будто это могло решить все их проблемы, потому что первенец, Бэйлор, стал для них разочарованием.

Бэй слышал, как спустя годы после того, как они переехали в большой дом на Холлоу-стрит, мать шепотом рассказывала о психушке по телефону.

– Ничего прискорбнее я в жизни не видала, ― говорила Элиза. ― Я приехала его забрать, а там, перед больницей, стоял на самом краю тротуара какой-то мужичок в костюме и галстуке и ждал, когда его родные за ним приедут. Мик, сев в машину, сказал, что этот тип ждет уже два дня, а семья о нем попросту забыла. Поступи я так же с Миком, я бы никак не смогла с этим жить дальше.

Бэйлора терзало осознание того, что Мик преспокойно поступил бы точно так же и потом жил припеваючи. Элиза была рядом с Миком в его самую мрачную пору, и он обязан был сделать то же самое и для нее. И Бэйлор обещал себе об этом позаботиться.

Глава 31

Когда Мик вызвался сам отвезти Элизу на прием к врачу в утро, что предшествовало ее смерти, Бэйлор, равно как и Шэй, принял это за хороший знак. Радость свою он изъявил по-своему ― выпив одну порцию «Джеймисона» вместо двух. Ночью он проснулся от воплей Шэя и, побежав к матери, обнаружил, что она приняла все таблетки из пузырька, который дал ей врач. Мик уверял, что это снотворное, стоя на безопасном расстоянии, в стороне от умирающей Элизы.

Бэй видел, что отец потрясен случившимся. Мик не был сделан из стали, он состоял из костей и плоти, и у него имелось сердце. Чего ему не хватало, так это самооценки. И силы духа, чтобы спросить себя, какую жизнь он выбрал бы в переломный момент. Готов ли он был изменить себя? Это и находилось на дне того чана, в котором они все вместе плавали: Мика ничто