Маленький человек, что же дальше? - Ганс Фаллада

Десяткам тысяч живется еще хуже. У десятков тысяч нет такой трудолюбивой жены. У десятков тысяч не один ребенок, а полдюжины. Следующий – Пиннеберг, бери свои деньги и проваливай. У нас действительно нет времени на тебя, ты ничего из себя не представляешь, чтобы мы с тобой возились.

Ну что ж, Пиннеберг идет дальше, мимо окошек, выходит на улицу и направляется к Путбрезе.

Путбрезе стоит в своей мастерской и собирает окно.

– Добрый день, мастер, – говорит Пиннеберг, стараясь быть вежливым с человеком, которого он терпеть не может. – Вы теперь еще и столяр?

– Я – все сразу! – подмигивает Путбрезе. – Мастер на все руки, не то что некоторые.

– Само собой, – соглашается Пиннеберг.

– Как поживает ваш сын? – спрашивает Путбрезе. – Кем он собирается стать?

– Он пока еще не может точно сказать, мастер, – отвечает Пиннеберг. – Вот деньги.

– Шесть марок, – подтверждает хозяин. – Осталось сорок две. А как поживает ваша молодая жена? Она в порядке?

– В полном порядке, – кивает Пиннеберг.

– Говорите так, будто можете этим гордиться. Но вам нечем гордиться, это не ваша заслуга.

– Я и не горжусь, – миролюбиво говорит Пиннеберг. – Почта приходила?

– Почта! – восклицает мастер. – Это для вас-то почта! Может, вы и приглашения на работу ждете? Был тут один…

– Мужчина?

– Мужчина, да… Во всяком случае, я его принял за мужчину… – Мастер вдруг запинается. – В городе спокойно?

– А что такое?

– Слышал, полиция опять цапается с коммунистами. Или с нацистами. Они побили витрины в городе. Не видели?

– Нет, – говорит Пиннеберг. – Ничего не видел. А что хотел тот человек?

– Понятия не имею. Вы не коммунист?

– Я? Нет.

– Странно. На вашем месте я был бы коммунистом.

– А вы коммунист, мастер?

– Я? Ни капли. Я же ремесленник, разве могу я быть коммунистом?

– Ага… Так что же хотел тот человек?

– Какой человек? Оставьте меня в покое с этим проходимцем. Он тут полчаса трепался. Я дал ему ваш адрес.

– Тот, за городом?

– Именно так, молодой человек. За городом. Ваш адрес в городе он уже знал, раз пришел сюда!

– Но мы же с вами договорились… – начинает Пиннеберг настойчиво.

– Да бросьте вы. Ваша жена не будет против. У вас в домике нет стремянки, да? Я бы как-нибудь выбрался к вам подсобить… Да и у жены вашей есть за что подержаться.

– Да пошли вы… – злится Пиннеберг. – Скажите же наконец, что хотел тот человек?

– Да снимите уже этот воротничок, – издевается мастер. – Он же весь грязный. Больше года без работы, а все еще ходите с воротничком. Таким, как вы, действительно не поможешь.

– Да пошли вы!.. – кричит Пиннеберг и хлопает дверью мастерской.

Путбрезе тут же высовывает красное лицо:

– Идите сюда, юноша, выпьем по шнапсу! Глядя на вас, я выпью побольше!

Пиннеберг бредет по улице, злясь на себя за то, что снова позволил мастеру вывести себя из себя. Так происходит каждый раз – он собирается лишь перекинуться парой слов, а в итоге… Он, глупый пес, ничему не учится, и каждый может вволю над ним издеваться…

Пиннеберг останавливается перед магазином модной одежды – там большое зеркало, в котором он видит себя во весь рост. Да, выглядит он неважно. Светло-серые брюки покрыты темными пятнами от дегтя, пальто вылиняло и потерлось, обувь вся в заплатках… Путбрезе прав – воротничок здесь действительно лишний.

Он – опустившийся безработный, это сразу видно. Пиннеберг снимает воротничок вместе с галстуком и засовывает их в карман пальто. Но лучше не становится – такой мелочью ничего не исправить. Хейльбутт ничего не скажет, но точно удивится.

Мимо проносится полицейская машина. Видимо, опять была стычка с коммунистами – смелые они ребята! Хорошо бы почитать газету – он совсем отстал от новостей. Может, в Германии уже полный порядок, а он в своем поселке совсем ничего и не знает!

Хотя нет, если бы что-то наладилось, он бы заметил – очередь на бирже труда меньше не становится…

Можно продолжать эти размышления, они его серьезно угнетают. Пиннеберг все больше расстраивается, но что ему делать в этом городе, где никому совершенно нет до него дела? Вокруг него магазины, где он не может ничего купить, кинотеатры, куда ему не попасть, кафе для платежеспособных, музеи для тех, кто прилично одет, квартиры для тех, кто может их себе позволить, учреждения для издевательств над маленькими людьми…

Нет, лучше ему не рыпаться. И все же он радуется, когда поднимается по знакомой лестнице в контору и квартиру Хейльбутта. Уже почти шесть – он надеется, что Ягненок уже дома и с Малышом ничего не случилось…

Он нажимает на кнопку звонка. Дверь открывает девушка – очень милая, в шелковой блузке. Еще месяц назад ее здесь не было.

– Вам кого?

– Я к господину Хейльбутту. Меня зовут Пиннеберг.

Видимо, девушка колеблется, и он раздраженно добавляет:

– Я друг господина Хейльбутта.

– Прошу, – говорит девушка и пропускает его в прихожую. – Подождите минутку.

Он соглашается, и девушка исчезает за белой дверью с надписью «Контора».

Весьма приличная прихожая, обитая красной тканью, думает Пиннеберг. Ни намека на эротические фото – только приличные картины, гравюры на меди и дереве.

Смешно думать, что всего полтора года назад они с Хейльбуттом были сослуживцами и вместе продавали костюмы в «Манделе».

Но вот наконец появляется Хейльбутт:

– Добрый вечер, Пиннеберг, рад тебя видеть. Заходи. Мария, – говорит он, – принесите нам чай в кабинет!

Пиннеберг думал, они пойдут в контору, но нет – оказывается, с прошлого его визита Хейльбутт обзавелся не только секретаршей, но и кабинетом – с книжными шкафами, персидскими коврами и огромным письменным столом. Точно такой кабинет, о котором Пиннеберг мечтал всю жизнь и который никогда не получит.

– Садись, – говорит Хейльбутт. – Вот сигареты. Что, осматриваешься? Я приобрел кое-какую мебель – хочешь не хочешь, а пригодится. Сам я не придаю этому значения, ты же помнишь, как было у фрау Витт…

– Но это просто прекрасно, – восхищенно говорит Пиннеберг. – Потрясающе. У тебя столько книг…

– Да, знаешь, насчет книг… – начинает Хейльбутт, но тут же передумывает. – Ну как вы там, за городом, справляетесь?

– Да! Мы довольны, Хейльбутт. Моя жена тоже, она нашла себе работу – штопает одежду за деньги. Сейчас нам легче…

– Вот как, – говорит Хейльбутт. – Это хорошо, просто прекрасно… Поставь на стол, Мария, а дальше я сам. Нет, больше ничего не нужно, спасибо! Угощайся, Пиннеберг. Эти пирожные, кажется, полагаются к чаю – не знаю, понравятся они тебе или нет,