Маленький человек, что же дальше? - Ганс Фаллада

– Видите ли, – горячо говорит Ягненок, – другие мужчины здесь воруют дрова для отопления. Знаете, я не считаю это чем-то ужасным, но я сказала нашему мальчику: «Ты не должен так делать». Он не должен опускаться до воровства, Яхман, не должен! Он должен сохранить себя. Вы говорите, что это роскошь? Ну, может быть, и так – это единственная роскошь, которую мы можем себе позволить, но я за нее держусь. От этого я не отступлюсь…

– Голубушка, я… – начинает Яхман.

– Посмотрите на Малыша в его кроватке. Может, скоро все наладится, и наш мальчик снова встанет на ноги, найдет работу, которая ему нравится, снова будет зарабатывать. И тогда он все время будет думать: ты сам этого добился, ты выдержал все трудности! Не в дровах дело, Яхман, и не в законах: что это за законы, если они позволяют безнаказанно издеваться над людьми и грозят тюрьмой за кучку дров, не стоящую трех марок… Плевать мне на такие законы, Яхман, и нисколько мне не стыдно…

– Голубушка… – пытается вставить Яхман.

– Но наш мальчик так не может, – настаивает Ягненок. – Он весь в отца, от матери в нем ничего нет. Мама мне постоянно рассказывала, каким педантом был его отец – и на работе (он возглавлял адвокатскую контору) у него все должно было быть идеально, до последней запятой. И в личной жизни тоже. Как он бежал вечером платить по счету, если тот приходил утром. «Если я умру, – говорил он, – и счет останется неоплаченным, кто-то может сказать, что я был нечестным человеком». Таким же стал и наш мальчик. И потому это не роскошь, Яхман, он должен сохранить это. И даже если сейчас ему иногда кажется, что он может быть как все, – он не может. Он должен оставаться честным. И я за этим слежу, Яхман. Потому он и не согласится ни на какую работу, построенную на обмане.

– Ох, что я вообще тут делаю? – вздыхает Яхман. – Зачем я сижу здесь? Чего жду? У вас все правильно, ваш путь верен. Вы правы, голубушка, абсолютно правы. Я поеду домой.

Но он не едет и даже не встает со стула, только смотрит на Ягненка.

– Сегодня в шесть утра, Ягненок, меня выпустили из тюрьмы. Я отсидел целый год, голубушка, – говорит он.

– О, Яхман, – тихо вздыхает Ягненок. – Я догадывалась с той самой ночи, как вы не вернулись домой… Не сразу об этом подумала, но… Это было возможно, вы ведь такой…

– Конечно, я такой… – соглашается Яхман.

– С теми немногими, кто вам нравится, вы добры, а с остальными, наверное, и вовсе не церемонитесь.

– Верно! – подтверждает Яхман. – А вы мне нравитесь, Ягненок.

– И вам нравится жить на широкую ногу, чтобы вокруг кипела жизнь, чтобы всегда были планы… Ну, это ваше дело. Когда мама сказала мне, что вас разыскивают, я сразу поняла – это правда.

– А знаете, кто меня сдал?

– Мама, да?

– Конечно, мама. Фрау Миа Пиннеберг. Знаете, Ягненок, я немного «изменил» ей, а мама – сущий дьявол, когда ревнует. Ну, мама тоже попала под раздачу – ничего серьезного, всего четыре недели.

– И теперь вы снова к ней возвращаетесь? Хотя я, наверное, понимаю. Вы созданы друг для друга.

– Верно, голубушка. Мы созданы друг для друга. Знаете, она прекрасная женщина. Мне даже нравится ее жадность, ее эгоизм… Кстати, вы знаете, что у мамы на счету больше тридцати тысяч марок?

– Что?! Больше тридцати тысяч?

– А вы как думали? Мама умна. Мама готовится к старости, мама не хочет ни от кого зависеть. Да, я определенно возвращаюсь к ней. Для таких, как я, она лучшая пара – хоть в огонь, хоть в воду.

Затем между ними повисает молчание, и вдруг Яхман поднимается:

– Ну, спокойной ночи, Ягненок, я поеду.

– Спокойной ночи, Яхман, и пусть у вас все будет хорошо!

Яхман пожимает плечами:

– Все сливки уже сняты, Ягненок, когда тебе под пятьдесят. Молоко без сливок, пустая болтовня… – Он улыбается и легко добавляет: – Но вы меня как вариант никогда не рассматривали, да, Ягненок?

Ягненок улыбается ему, глубоко и искренне:

– Нет, Яхман, и речи быть не может. Я с Ганнесом.

– Тогда не бойтесь за него! Он придет. Он уже близко! Пока, мой милый Ягненочек. И, может быть, до скорой встречи!

– До встречи, Яхман, обязательно до скорого! Когда у нас все наладится. И не забудьте свои чемоданы, ведь за ними вы и пришли…

– Точно, за ними я и пришел, голубушка, за ними я и пришел. Как всегда, вы абсолютно правы.

В кустах. Старая любовь

Ягненок вышла в сад, чтобы проводить гостей. Сонный шофер долго не мог завести остывший мотор, и они молча стояли у машины. Потом еще раз пожали друг другу руки, еще раз попрощались, и теперь Ягненок смотрела, как свет фар удаляется в темноте. Шум мотора еще некоторое время был слышен, а потом вокруг воцарились тишина и мрак.

Небо было усыпано звездами, и она поежилась от легкого мороза. Во всем поселке, насколько хватает глаз, не видно ни одного огонька, только за ее спиной, в окне их домика, мягко светит красноватый свет керосиновой лампы.

Ягненок стоит. Малыш спит. Ждет ли она? Чего ей ждать? Последний поезд уже прошел, Ганнес сможет вернуться только завтра утром. Может, он загулял – такое тоже случается. Все что угодно могло случиться. Можно пойти лечь спать. Или бодрствовать. Не важно. Какая разница, как мы живем…

Но Ягненок не идет внутрь. Она стоит, и в этой безмолвной ночи есть что-то, что тревожит ее сердце. Вот звезды, они сверкают в холодном воздухе – ну и что. Кусты в их саду и у соседей сбились в комья, черные и бесформенные, а соседская беседка похожа на огромное темное животное.

Ни ветерка, ни звука, ничего. Только далеко-далеко на горизонте проходит поезд. От этого все вокруг кажется еще тише, еще безмолвнее. Но Ягненок чувствует: она здесь не одна. Есть кто-то еще в темноте, и он недвижим. Дышит ли он? Нет. И все же кто-то есть.

Вот куст сирени, и вот еще один. С каких пор между ними что-то стоит? Ягненок делает шаг. Сердце бешено колотится, но голос у нее спокойный:

– Милый, это ты?

Лишний куст молчит, потом нерешительно шевелится. Пиннеберг отвечает сдавленно, хрипло:

– Он уехал?

– Да, Яхман уехал. Ты давно здесь стоишь?

Пиннеберг не отвечает.

Некоторое время они стоят в тишине. Ягненок пытается разглядеть лицо своего мальчика, но