Суоми в огне - Ульяс Карлович Викстрем

На следующей остановке Демин и солдат Тарас Кардаев, оба изрядно продрогшие, поспешили в вагон для команды, сопровождавшей состав. Кардаев вскоре сошел на станции Рийхимяки, и ему не довелось видеть, как торжественно встретили рабочие Хельсинки этот эшелон с хлебом.

Кардаев так сердечно прощался с Деминым, что даже не заметил другого военного, тоже спрыгнувшего с поезда в Рийхимяки и оставшегося на перроне ждать поезда, идущего на север.

Сразу можно было заметить, что шинель на этом молодом военном с чужого плеча. Сергей Булацель действительно надел старую отцовскую форму. Сшитая из добротного голубовато-серого сукна, из какого шились парадные мундиры высшему офицерству, шинель была велика Сергею и болталась на нем, как балахон. Закинув за спину небольшой рюкзак, он прохаживался по перрону.

Революция застала Сергея Булацеля на Сучанском руднике. Больной и обессилевший, он с трудом добрался до Москвы и едва сошел с поезда, как тут же оказался в объятиях матери.

До конца лета и всю осень она заботливо выхаживала сына, с трудом доставая на рынках продукты. Потом она отвезла Сергея в деревню, в свои родные места, к красивому озеру Селигер. Там он поправился и окреп. Революционные события красной осени заставили его вернуться в Москву. Московское вооруженное восстание потребовало больше жертв, чем в Петрограде. Сергей участвовал в боях в Замоскворечье. Рабочие отчаянно дрались там целую неделю, с боем отвоевывая дом за домом. Сергей возглавлял отряд молодых красногвардейцев, но однажды при схватке на чердачной лестнице он оступился и сильно повредил ногу. После этого ему пришлось пролежать в больнице почти два месяца.

Сейчас он был снова здоров и ехал к отцу. Вообще-то его тянуло в Турку, но сначала надо было навестить отца. Говорят, старик сильно сдал за последнее время: постарел и почти оглох. Да и разве удивительно — всю жизнь в артиллерии.

Сергей написал Алме-Софии, но еще не получил от нее ответа. И все же он был почему-то уверен, что скоро встретится с полюбившейся ему финской девушкой, о которой много думал все эти годы. Любовь способна и не на такие испытания. Алма-София обещала ждать его — значит, ждет.

Задумавшись, Сергей неторопливо шагал по платформе и вдруг наткнулся на Тараса Кардаева. Старые знакомые обрадовались неожиданной встрече и разговорились.

IV

До Тойолы Аукусти ехал в одном вагоне с русскими. Там они пересели на поезд, идущий к югу, в направлении Рийхимяки или Хямеенлиины...

Аукусти с нескрываемым любопытством наблюдал за русскими и вслушивался в их песни.

Особенно запомнилась ему одна. Он слышал ее уже и раньше, в Турку, но сейчас слова этой песни приобрели какой-то особый смысл, особое звучание.

Все русские были одеты в серые солдатские шинели, только у одного в их вагоне был черный матросский бушлат и бескозырка, лихо сдвинутая на затылок. Аукусти даже удивился, каким чудом она у него держится на голове... Из-под бескозырки торчал русый вихор. Чей-то сочный голос выводил песню, а потом все дружно повторяли припев. Голоса звучали сильно, хотя порой нескладно. Грустная мелодия заполняла вагон.

Песня была невеселая. Беглый каторжник прощался в ней с родными, с детишками, с любимой женой и старухой матерью. Снова и снова повторялись слова о том, что «жена найдет себе другого, а мать сыночка никогда...». И слова песни, и печальный напев брали Аукусти за душу, к тому же русские солдаты пели ее удивительно задушевно, тягуче.

События последних недель потрясли Карпакко. Не забывается бесследно смерть товарища, когда видишь, как он угасает, истекая на снегу кровью... Или случай с Кавандером, похороны шести красногвардейцев, недавнее прощание с Сиркку и Эстери... Ему казалось, что душа у него размякла и он стал чувствительнее. И хотя по натуре Аукусти не был склонен к лирическим излияниям, эта песня на него сильно подействовала. Особенно врезался в память печальный тягучий мотив.

Аукусти уставился в окно и тихо напевал песню русских солдат. Те уже давно сошли с поезда, а песня осталась с Карпакко. Аукусти даже пытался выводить отдельные слова:

«же-е-ена най-дё-от... себе дру-го-ово...»

Рано утром Карпакко вернулся в Хилккала. Юкка уже ждал его и потому очень обрадовался, услыхав с порога приветствие Аукусти:

— Доброе утро! Привет из Турку!

— Ну, как там делишки? — с ходу спросил Аки Фингерус.

— Ничего, все в порядке. Жены ждут не дождутся, когда эта война кончится.

— Когда кончится? А я так считаю, что она еще и не начиналась.

Карпакко подал Юкке письмо от Кайи, и тот начал читать его, лежа в постели.

Всех интересовала судьба Кавандера.

— Как вы с ним доехали? — спросил Ялонен, прочитав письмо.

— Да ничего. Правда, один раз Эмели здорово разнервничался, уже недалеко от Турку. Но слава богу, все обошлось.

— А как его жена встретила?

— Для нее это тяжелый удар.

По тому, как односложно и сдержанно Аукусти Карпакко отвечал на вопросы, было понятно, что ему не хочется рассказывать всего, что он повидал и услышал в Турку.

Аукусти сразу заметил, что настроение у людей изменилось. Уже не так ладно клеился разговор, и усталость стала заметней. Многих мучили раздумья. То один, то другой нередко выходили на улицу, побыть в одиночестве.

Видно, у всех был еще жив в памяти тот страшный выстрел. Как было бы хорошо, если бы его не было. И не было бы этой беззащитной жертвы — женщины с ее плачущим в люльке ребенком. Невинные, случайные жертвы порой удручают сильнее, чем гибель павших в сражении бойцов.

ФРОНТОВЫЕ БУДНИ

I

— Привести в порядок патронташи! — послышалась команда. — И захватите с собой запас побольше, — добавил Юкка уже по-приятельски.

Огрубевшими пальцами красногвардейцы запихивали желтые латунные патроны в холщовые патронташи. Карпакко набил патронами еще и карманы. Тойво уже давно заполнил свой патронташ и теперь с удовольствием набивал чужие. Получалось это у него быстро и ловко. Набитые патронташи Тойво относил и вешал у дверей, чтобы каждый мог утром быстро взять свой.

Было еще темно и туманно, когда рота вышла из деревни. На морозе тяжело дышалось. Ночью выпал снежок, и теперь каждый след отчетливо выделялся на дороге.

Юкка, Яли и Карпакко были в голове роты. Анстэн отставал и шел одним из последних.

В небольших стычках прошел