Человек, который любил детей - Кристина Стед

со своими светскими дамами? Ручаюсь, Сэмюэль, что ни один мужчина даже взглядом не скользнул по мне, пока ты был в отъезде. О, да мне и все равно! – сквозь слезы сказала она Джинни, которая все умоляла ее успокоиться. – Какая мне разница, Джинни? Ты же сама мать. Трижды прошла через весь этот ужас ради мужчины. Разве тебе не все равно, когда приходит время рожать? Разве в этот момент женщина думает о мужчине, который ее обрюхатил? Господи, какая же я дура, что решилась снова пройти через ад ради мужчины, который восемь месяцев шлялся по злачным местам Сингапура со своими светскими шлюхами, бросив меня в ужасном положении. Надеюсь, я это не переживу. Надеюсь, вы в последний раз видите эту дрянную, беспомощную дуру, которая из раза в раз попадается в его ловушку. Надеюсь, я умру. Знаю, что умру. Молю бога о смерти. У меня больше сил нет бороться. Я не гренадер, чтобы всю жизнь пререкаться, как старая поганая школьная училка. Посмотри, как он меня оскорбляет! Только вернулся и уже оскорбляет меня перед всей вашей стаей! Оставьте меня в покое, что вы в меня вцепились, вы все! Что плохого я вам сделала? Как я вообще сюда попала? О, знаю, это все его происки, происки слезливого, хныкающего лицемера, который всеми правдами и неправдами стремится быстрее разбогатеть. Вы все им восхищаетесь, для вас он – чудо. Если б вы знали, что он – для меня: нечто гнусное, что ползет в рукаве моего халата, нечто грязное, пятно крови или помои на моих юбках. Вот что он такое, несмотря на все его притворство, высокомерие: «не прикасайтесь ко мне», «я – праведник, а праведники не пьют». Оловянный Иисусик! О, оставь меня в покое, Джинни! Что ты о нем знаешь? О, оставь меня. Я – полная дура, что уступила ему.

– Сынок, пойди поговори с ней, – велел сыну старик Чарльз. – Но помни, в каком она положении; помни, что женщина – это не мужчина.

– Сэм смертельно устал, – шепнула Бонни отцу, – ты тоже оставь его в покое.

Напуганные дети стояли не дыша, таращились, раскрыв рты. Только Эсси, дочь Джинни, улыбалась; эта озорная девчонка – гордость Джинни – над всеми насмехалась.

– Я всегда знала, что они постоянно бранятся, живут как кошка с собакой, – сказала она Луизе, пихнув ее локтем. – Тетушка Хенни дает жару дяде Сэму! – рассмеялась Эсси. В этот момент за спиной у своей «гордости» появилась Джинни, с лицом красным, как первомайский флаг. Она надрала дочери уши. Та завыла и, громко топоча ногами, убежала в коридор, хотя ей было уже двенадцать лет. Хенни невольно посмотрела в ту сторону и, устыдившись того, что по ее вине случился скандал, крикнула Луи:

– Ну, ты что, жирная свинья, разлеглась на столе? Сейчас же убери свое толстое пузо со скатерти, не будь похожей на своего паршивого папочку! – И рассмеялась от безысходности.

– Хенни, – умоляла ее Джинни, – Хенни, милая, пойди приляг. Я сделаю тебе пузырь со льдом, чтобы голова прошла. Пойди приляг, прошу тебя!

– Сэмюэль, как ты мог, да еще в такой день? – вскричала Бонни, нахмурившись.

– Нечего сказать, вернулся в родной дом, – буркнул Сэм, снова опускаясь на стул.

Хенни ушла наверх, прилегла на кровати Луи, а та принесла ей таблетку аспирина и чаю, чтобы мачеха успокоилась. В отсутствие Хенни взрослые, забыв про застолье, занялись детьми, чтобы поднять им настроение и заставить их забыть отвратительную сцену. Умничка Бонни уселась за рояль Хенни, остальные собрались вокруг и запели «Аллилуйю», но спокойно, без излишнего запала. Сэм покинул гостей. Злой, сам не свой, в растрепанных чувствах, он пошел взглянуть на заросший бурьяном рокарий, где похозяйничал ветер, и на цементный пруд, в котором стенки были тронуты мхом и плавали полубольные рыбки. Видно было, что здесь, готовясь к его приезду, немного прибрались, причем не далее как вчера. Сэм взял с собой сыновей Эбби, доброго кузена Сида с лисьей мордочкой и Малыша Сэма. Из всех сыновей вдали от дома он чаще всего вспоминал Малыша Сэма – пылкого упрямого непредсказуемого мальчишку с соломенными волосами, бурно выражавшего и гнев, и радость. Малыш Сэм больше всего был похож на него, и Сэм убеждал себя, что этот юный гений наверняка станет великим ученым, который продолжит его дело.

Он неторопливо ходил по рокарию, словно чего-то ожидая. В это время к нему подбежала Эви с телеграммой в руке.

– Это прислали маме, но тетя Джинни сказала, чтобы ты открыл.

Сэм развернул телеграмму и прочел:

«СЕГОДНЯ УТРОМ СКОРОПОСТИЖНО СКОНЧАЛСЯ ПАПА КОЛЬЕР. ПРИЕЗЖАЙ К МАТЕРИ.

АРЧИБАЛЬД ЛЕССИНУМ».

– Поеду после того, как открою ящики, – сказал Сэм. – Не давай телеграмму матери. Умер старик Дэвид. Дорогой старина Дэвид скончался.

2. Подарки всем

Следом к отцу прибежали Эрнест и Томми – посланцы огромного семейства Поллитов. Оба запыхались от быстрого бега, были смущены, но их лица светились надеждой.

– Папа, все спрашивают, ты сейчас будешь открывать ящики?

– Папа, ты покажешь нам то, что привез?

– Конеч-НО, – улыбнулся Сэм, поднимаясь по склону. Мальчики скакали вокруг отца, то устремляясь к дому, то снова возвращаясь к нему. Внезапно Эрни припустил вперед, спеша обрадовать всех хорошей новостью. Его сообщение вызвало всеобщее возбуждение. Взволнованные Поллиты, уже начавшие разбредаться кто куда, стали вновь сбиваться в кучки, словно рыбки в аквариуме, увидевшие корм.

– Сейчас Сэм будет открывать ящики!

– Сэм покажет нам китайские диковинки!

– Вот здорово!

– Ух ты!

– Ура!

– Я сгораю от любопытства!

– Мама, а что там у дяди Сэма?

– Ш-ш, скоро увидишь.

Сэм принес из сарая молоток и зубило. А все мальчики и мужчины уже тягали и волочили ящики, но осторожно, чтобы не дай бог не сломать и не разбить хрупкие ценные вещи, что находились в них.

Сэм не горел желанием открывать перед гостями свой багаж: хоть он и мнил себя великодушным человеком, многими из привезенных вещей он намеревался украсить просторные комнаты своего убого обставленного дома. Он не сознавал, что его натуре присуща чувственность и красивые вещи – фарфор, шелка, вышитые изделия – доставляют ему удовольствие, что он стремится обладать ими. Он всегда жил в бедности и был поборником современности, а тут вдруг на Востоке обнаружил сокровища прошлого. Он всегда презирал прошлое, ненавидел историю, верил только в сегодняшний день и в трезвое всеобщее благо будущего. И теперь впервые, возлюбив китайцев, он сумел оценить по достоинству искусное мастерство, драгоценности и учения людей прошлого. Благодаря новым знакомствам в среде статусных