Калейдоскоп, или Наперегонки с самим собой - Лев Юрьевич Альтмарк

– Тебя же спросили, да? Значит, встань и ответь! – громко зашипел мастер, и от этого шипа все, кто находились по соседству пригнули головы. – Хочешь, чтобы я тебя сейчас вывел из класса и ответил на все твои вопросы? Могу запросто!

Парень сразу съёжился и залепетал, опустив глаза:

– Не надо меня никуда выводить! Я всё понял…

– Незачёт! – прямо на глазах закипал Ринат, и его узкое желтоватое лицо потемнело. – Сейчас же извинись перед классным руководителем и ответь… Я жду!

Но парень молчал. Яшка уже понимал, что по законам этих волчат, если мальчишка прогнётся перед мастером или учителем, то потеряет весь свой авторитет, который, наверное, имел в группе. У многих из этих ребятишек знакомые и родственники сидели в тюрьмах и колониях, так что тамошние законы не были для них пустым звуком. Вот они загодя и готовились к такой будущей жизни. Выбор-то у них был невелик. Тюремная романтика, которой все интересуются в свои шестнадцать глупых лет, тут обретала свои вполне реальные формы.

Пауза затягивалась. Парень молчал, а Ринат, всё больше и больше распаляясь, уже встал из-за стола. Что бы он сейчас сделал с нарушителем, было неизвестно, но Яшка не желал дальнейшего развития конфликта.

– Оставьте его, – медленно, но внятно, чтобы все слышали, проговорил он мастеру, – тем более, я на него не в обиде, и ему не за что передо мной извиняться… Ну, не сработали у юноши в голове нужные контакты – сморозил глупость!

Последние его слова про контакты потонули во всеобщем хохоте. Смеялся и сам нарушитель, но как-то жалко и с оглядкой по сторонам. Яшке стало даже немного жаль его.

Уже потом, спустя какое-то время, неожиданно для себя он выработал очень верный и действенный способ, правда, на грани фола, когда для того, чтобы расколоть и перетащить на свою сторону враждебно настроенную аудиторию, достаточно было выбрать всего лишь одну единственную жертву среди присутствующих, высмеять и показать её слабость и беззащитность, а уж тогда все остальные, как голодные волчата, словно по команде набрасывались на неё и продолжали терзать в общей группе. После этого враждебность аудитории сразу исчезала, и ты становился кем-то вроде временного вожака в этой только что сложившейся стае, засмеявшей и уничтожившей по твоей указке одного из своих собратьев… Едва ли это издевательство можно было назвать педагогичным, но способ оказался верным и безотказным, хоть и крайне негуманным. Наверное, многие учителя не только в ПТУ, но и в школах, где учащиеся были из других социальных слоев, пользовались таким запретным способом, но едва ли кто-то решался говорить об этом вслух.

После урока Яшка с Ринатом остались в пустом классе.

– Напрасно вы с ними в демократию играете, – вздохнул Ринат. – Никто из них этого не оценит. Наоборот, подумают, что вы свой в доску парень, который подкладывается под них и разговаривает с ними на одном языке. Когда вычислят вашу слабину, а она есть у каждого, тогда всё пропало. Сядут на шею. Это панибратством называется…

– Никакого панибратства! – Яшка даже немного обиделся на добровольного советчика, который едва ли был намного старше своих подопечных. – Я чётко знаю грань, за которую заходить никому не позволю. Не первый день живу на свете. А ещё я знаю, – он на мгновенье замолчал, – что есть одно бронебойное оружие, против которого никто не устоит. Это юмор. Не только эти пацаны, но даже многие взрослые не сразу сориентируются, как ответить и как отреагировать, когда их высмеивают. И я им, надеюсь, умею пользоваться.

– Не уверен, что поможет, – пожал плечами мастер, – у нас и у них разные понятия о юморе. Раз прокатит, другой прокатит, а потом можно и проколоться…

– Не бывает разных понятий о юморе! – жёстко обрубил Яшка, почувствовав почву под ногами. – Он или есть, или его нет. Ты же сам видел, как этот пацанчик растерялся, когда я ему про контакты в голове выдал! И ответить ему было нечем. Может, спустя какое-то время он и сообразил бы, что сказать, но сейчас лежал на лопатках. А принялся бы я орать, ногами топать и угрожать, ты сам прекрасно знаешь, какая была бы реакция у него и его товарищей. Да и ситуация с криком и руганью для них более привычна, в ней они ориентируются как рыба в воде…

– Может, вы и правы, – снова вздохнул Ринат, – но… если что-то пойдёт не так, то сразу зовите меня. У меня свои проверенные методы, – он сжал кулак и покачал им в воздухе, – они реально лишь этого побаиваются. В их среде многое решается силой и почти ничего – уговорами…

– Неужели один на целую толпу сможешь пойти? – усомнился Яшка. – Не страшно?

– Ну, до такого пока не доходило. Да и подобные трюки никогда на людях не делаются. Есть для этого кабинет старшего мастера, куда мы время от времени притаскиваем нарушителей поодиночке. И учащиеся это знают. Если тебя позвали туда, значит, ничего хорошего не будет.

– И никто на это ни разу не пожаловался?

Теперь уже Ринат усмехнулся и жестоко сузил глаза:

– Кому они будут жаловаться? Смеётесь, что ли? Они привыкли к такому обращению. Ребятишки-то в основном из неблагополучных семей или уже имеющие судимости и отсрочки приговоров. Мало среди них таких, на кого ласковые уговоры подействуют…

И в самом деле, когда Яшка спустя некоторое время принялся изучать личные дела своих подопечных, то с удивлением обнаружил, что из двадцати девяти учащихся в его группе, двадцать семь состояли на учёте в милиции, и многие из них имели отсрочки от приговоров. Как он узнал позднее из бесед с ними и работниками из комиссии по делам несовершеннолетних, все эти ребятишки ежедневно ходили по грани. Стоило совершить очередное, даже самое мелкое правонарушение, и парня забирали в спецучилище, где нравы почти тюремные, а если нарушение было серьёзным, то и вообще могли загреметь в колонию для малолеток. Никто с таким контингентом (словечко-то какое гнусное!) из воспитателей и учителей не церемонился, и когда из милиции приходил запрос, то характеристику парню писали чаще всего отрицательную по заранее отработанному негласному шаблону. Яшке тоже приходилось писать подобные характеристики на учащихся из своей группы, и каждый раз после этого его отчитывали директор или завуч, если написано было недостаточно жёстко и категорично.

– Вы же губите человека! – возмущался он. – Что с ним будет после такой гадкой характеристики? Суд и колония? Давайте дадим шанс парню исправиться!

– О каких шансах вы говорите?! – искренне удивлялась завуч Тамара Степановна. – Это же