Лесные люди - Александр Анатольевич Стрекалин

заметил в поведении шефа ни намёка на досаду или разочарование. Напротив, Степан выглядел непривычно умиротворённым. Отчего-то мир вокруг него, включая дождь, грубую, но удобную одежду, шпалы, рельсы, трактора, мошкару, образовали тот необыкновенный и невозможный нарочно коктейль, который разлился в его душе огромным океаном спокойствия. Михалыч чутко уловил настроение друга, поэтому предложил:

– Слушай, Стёп, а давай не поедем никуда? – и увидев на лице друга изумление, поспешно добавил: – Тут километрах в трёх есть заброшенная станция, и маленькая деревушка при ней. Там корешок мой живёт. Заночуем у него, а ребята пусть едут.

– Там что, люди живут?! – удивился Степан, искренне полагая, что Дальнее – последняя точка на карте, а дальше – тайга без конца и края, до самого Тихого океана. – Вот это да!

– Не, ну, ты даешь! – хохотнул на это Михалыч. – Конечно, живут. Мы что тут, за полярным кругом, что ли? Везде люди есть.

– А если его дома нет?

– А нет, так всё равно заночуем, его жена наверняка дома.

– Да как-то неудобно, без звонка…

– А ты возьми и позвони, умник, монетку дать? Тем более, мы с ним родственники. Я у них свидетелем на свадьбе был, да и Ольга гостей любит, если у них не изменилось чё. Как раз и узнаем.

Размышлял Степан недолго. Сидеть дома, в гостинице, совсем не хотелось, а вот пройтись по тайге и посмотреть на неё не мельком, как обычно, а повнимательнее – другое дело. Кивнув, и не спеша побредя к скале, Степан слушал, как за его спиной распоряжался Михалыч, отправляя всех по домам. Через пару минут он догнал Степана и пошёл рядом. Дождь нашёл свой ритм и лил аккуратно, пунктирно заштриховывая окрестности. Ржавые рельсы, которые ещё предстояло снять, стыдливо семенили следом, стесняясь своей подпорченной наготы.

В самой расщелине стало заметно темнее. Каменные стены, блестящие от стекающей воды, закрывали собою полнеба. Даже сейчас, несмотря на мох и чахлые деревца, было видно, что каменную породу взрывали, чтобы проложить путь. Конечно, природа не храм, а мастерская, но в таких местах в это верится с трудом. Очень уж мелок был результат человеческих усилий по сравнению с безмолвным величием окружающего мира.

– Закурил бы ты, что ли, – нарушил молчание Степан, и удивился звучанию своего голоса. Тусклые, лишённые объёма звуки, слетали с языка на расстояние вытянутой руки и упирались в тихое эхо от скрежета сосен о низкое серое небо. – Гнетуще как-то здесь.

– Нормально, – отозвался Михалыч, доставая сигареты. Закуривал он всегда одинаково: сунув сигарету в рот, он извлекал из кармана массивную зажигалку «Зиппо», и каким-то неуловимым движением одновременно открывал крышку, прокручивал колёсико и подкуривал. Было в этом что-то ковбойское, что восхищало Степана и заставляло смотреть на этот ритуал снова и снова.

Метров через тридцать, скала полого перешла в подлесок и полотно стало забирать вправо, чтобы обогнуть, если Степан правильно помнил карту, глубокий овраг. Сам овраг с насыпи видно не было, деревья здесь стояли к «железке» почти вплотную, да и смотреть на него особого не хотелось, овраг как овраг, только большой. Судя по всему, здесь и начинался ландшафт, который специалисты называют предгорный увалисто-грядовой, а это значит, такие каменные гребни и распадки ещё попьют у них кровушки.

Всю свою жизнь Степан прожил в городе и не представлял, как люди живут здесь, среди тишины. Он бывал в отдалённых деревеньках, в основном, по работе, и всегда думал о некой обречённости местных жителей, не способных воспринимать мир иначе, как посредством спутниковой тарелки, или водки, кому что нравится. Однако Михалыч, живущий здесь с рождения, не был похож на те сонмы пьющих русских мужиков, погоняющих своих баб и детей, коих Степан повидал немало. Пил он, конечно, мастерски, однако голову, не терял. И Степан, пользуясь моментом, решил узнать, что его друг думает по поводу всего этого.

– Михалыч, – обратился к нему Степан. –  Расскажи, как ты живешь?

– Так я же тебе рассказывал, ты что, не помнишь? – Михалыч выглядел удивлённым.

– Когда? – удивился в свою очередь Степан. – Не было такого.

– Здрасьте, – Михалыч хохотнул. – Когда в кабак ехали.

– Так я проспал всю дорогу.

– Ни хрена ты не проспал. Разговаривал со мной, про какую-то бабу с работы упоминал. Не?

Степан покачал головой.

– Ну, ты даешь, брат. Это водочная амнезия называется. Я про жену тебе рассказывал, про дочь. Про то, как шестнадцать лет уже живём вместе. Помнишь?

– Прости. – Степан пожал плечами. – Пусто.

– Ничего. Ты лучше про себя расскажи. Как живёшь? Бобыль бобылём?

– Ну почему? – смущённо ответил на это Степан. – У меня тоже дочка есть.

Степан не любил рассказывать о своём неудавшемся браке, но понимал, что носить эту печаль в себе тоже не стоит. Тем более, что бывшую жену он не любил, и мог говорить о ней совершенно спокойно. Всё бы ничего, если бы не дочь…

– Представь, я был когда-то женат. Женился по любви. По крайней мере, я тогда так думал. Очень спонтанно, на своей однокурснице. Она меня пять лет не замечала, а потом раз, и началось. Это потом я узнал, что ей кто-то «хвост прищемил», и свой промах она прикрыла браком со мной. Почти сразу забеременела, родила.

Первое время жили нормально. Я работал, она дома сидела. А когда пришла пора дочку в садик отдавать, жена мне и говорит: так, мол, и так, давай я с ней ещё посижу, а то простуды там всякие, дети заразные. Я согласился. Зарабатывал я тогда неплохо, её родители нас не забывали, мои помогали. Тут и началось. Стал я замечать за ней какую-то невероятную лень. Бывало, придёшь поздно, уставший, а дома хлеба нет. Я у неё спрашиваю, почему, а она отвечает, прости, мол, замоталась. Стирка-глажка, пятое-десятое. Я раз промолчал, два промолчал, потом поругал. Та шипит в ответ. Знаешь, как-то неприятно так шипит.

Михалыч кивнул.

– Нам долго ещё идти?

– Долго. Рассказывай.

– Ну а дальше – больше. Приходит к нам однажды соцработник. Сашке, так дочку зовут, уже почти четыре было. Я, как на грех, дома был, в отпуске. Вы, говорит, почему дочку вашу никуда не водите? Моя тут насупилась, и отвечает: а куда? Как куда?! – та аж подпрыгнула. На занятие развивающие, к логопеду. Моя краснеет, молчит. Та дальше поехала. Покажите мне, говорит, книжки, которые вы ей читаете. И тут покраснел я. Не поверишь – в доме один «Колобок», и тот, по которому я читать учился. Не знаю, как мы её проводили тогда. Короче, выяснилось, что дочерью моя бывшая жена не занималась вообще.