Сесилия - Фанни Берни

– Настоятельно прошу вас впредь не делать подобных предложений.

– Я вовсе не хотел наломать дров. Всякий счел бы этот совет дельным. Мистер Мортимер, – добавил доктор, – должен встретить нас в ***: он сказал, что за все сокровища короны не явится сюда на тех условиях, на которых находился здесь на прошлой неделе.

Карету уже подали, и миссис Делвил была готова к отъезду. Сесилия подошла, чтобы попрощаться, но доктор Листер, следовавший за нею, предупредил:

– Никаких разговоров! Никаких благодарностей и излияний!

Девушка хотела отойти, но миссис Делвил, протянув ей обе руки, промолвила:

– Соглашусь с чем угодно, доктор Листер, но даже если бы одно произнесенное слово меня убило, я не покинула бы это несравненное создание, не сказав пред тем, как сильно люблю и уважаю его и как ему благодарна. Да благословит вас Господь, дорогая моя!

Она обняла Сесилию и направилась к карете. «Вот и окончилось мое знакомство с этой семьей!» – подумала девушка. В душе ее царило уныние, а на сердце лежала тяжесть.

Впрочем, следующий день принес с собою некоторое утешение: почти поправившаяся миссис Чарльтон смогла спуститься вниз. Вскоре она снова отправилась отдыхать, и Сесилия проводила приятельницу наверх; в это время ей сообщили, что в гостиной ее ждет мистер Монктон. Имея множество неприятных новостей и боясь расспросов, Сесилия вышла к нему в тягостном замешательстве.

Мистер Монктон испытывал совсем иные чувства. Он прочел на ее лице уныние, и в его сердце ожила надежда. Сесилия начала беседу с упоминания о своем долге, извиняясь, что не выплатила его сразу, как только стала совершеннолетней. Прекрасно зная, чем была занята мисс Беверли, собеседник заверил ее, что отсрочка несущественна. Затем он завел разговор о нынешнем состоянии ее дел, но, не в силах терпеть эти расспросы, девушка прервала их, воскликнув:

– Умоляю, сэр, не спрашивайте меня о случившемся! Я столько выстрадала, что вполне могу обойтись без упреков! Признаю, вы оказались мудры, но теперь все кончено, и брак, который я собиралась заключить, уже не состоится.

Мистер Монктон, заставив себя подавить любопытство, охотно принялся рассуждать на другие темы. Надежда сделала его разговорчивым, в приподнятом настроении все вокруг казалось ему прекрасным. Уезжая от Сесилии, он ликовал, возомнив, что ныне с его пути сметены все препятствия, – и только вновь очутившись дома, вспомнил о жене!

Глава IX. Рассказ

Сесилия все время проводила с Чарльтонами, запрещая себе горевать. Она никогда не упоминала имени Делвила и просила о том же миссис Чарльтон. Не успела закончиться неделя, в течение которой Сесилия боролась со своими чувствами, как по почте пришло письмо от миссис Делвил.

Адресовано мисс Беверли

Бристоль, 21 октября

Надеюсь, мой юный друг захочет узнать о том, что я без происшествий добралась до цели. Для меня же любые сведения о ее благополучии всегда будут самыми желанными новостями. Однако я не собираюсь просить об ответе и доверюсь случайным известиям, а пишу единственно для того, чтобы сообщить, что более писать не стану. Я слишком многим Вам обязана, чтобы благодарить. А теперь позвольте мне надолго распрощаться с Вами. Не стану терзать Вас бессмысленной перепиской, которая способна лишь будить мучительные воспоминания. Я буду горячо молиться за Ваше будущее счастье. Не отвечайте на это письмо, даже если по доброте своей захотите это сделать. Каждое новое свидетельство благородства Вашей натуры лишь ранит меня. Забудьте нас навсегда, несравненная Сесилия! Но о Вас всегда будет с любовью и благодарностью вспоминать

Августа Делвил.

Ласковое, но решительное послание взволновало Сесилию. Отрекаясь от Делвила, она была убеждена, что правильнее всего никогда больше с ним не встречаться. Но когда ей сообщили, что они должны навеки забыть о существовании друг друга, это показалось ей мучением, невыносимой пыткой.

Эту первую уступку горю, которую она позволила себе, вскоре прервал приход какого-то джентльмена, ожидавшего ее внизу. Сесилия не могла и не хотела показываться кому-то на глаза, а потому просила, чтобы он назвался и сообщил, когда сможет посетить ее в следующий раз. Вскоре горничная вернулась с ответом: джентльмен полагает, что его имя ей неизвестно, и желает видеть ее теперь же, чем бы мисс Беверли ни была занята. Тогда она все же вышла в гостиную и здесь, к крайнему своему изумлению, застала мистера Олбани.

– Какое неожиданное удовольствие видеть вас здесь, сэр, – проговорила девушка.

– Удовольствие, вы сказали? – повторил он. – Что за странный выбор слова! Я не могу доставить удовольствие ни вам, ни кому-либо еще. А вы никогда не доставите его мне, как ни старайтесь!

– Что ж, сэр, – ответила Сесилия, будучи не в настроении оправдываться, – не стану настаивать на этом выражении, однако искренне заверю вас в том, что, по крайней мере, рада видеть сейчас именно вас.

– Глаза у вас красны, голос едва слышен… Скажите: смерть отняла у вас близкого друга?

– Нет!

– Вы промотали состояние и отныне не сможете облегчать жизнь страждущих?

– Нет. Я могу и желаю этого, как и прежде.

– Так значит, вы совершили какой-то проступок и ваша совесть отягощена раскаяниями?

– Нет, благодарение небу, такой беды со мной не случилось!

Лицо Олбани снова стало строгим.

– Откуда тогда эти слезы? И что за прихоть вы именуете печалью? О, если бы вы знали, как страдал я!

– Я была бы счастлива утолить ваши страдания, – ответила Сесилия, – но, верно, они и впрямь были непомерны, если моя беда в сравнении с ними заслуживает лишь названия прихоти!

– Прихоти! В сравнении с моими несчастьями это радость, восторг! Ты не растрачивала свое наследство! Раскаяние не преграждало тебе путь к удовольствиям! Холодная могила не отнимала у тебя возлюбленного!

– Я надеюсь, ваши несчастья были не столь безысходны?

– Да, я претерпел все это! Я поведаю тебе свою печальную историю. И ты увидишь, что твой жребий стократ счастливей. Я расскажу тебе о своих преступлениях.

Сесилия отказалась было слушать его, но старик не согласился, чтоб его щадили; и, поскольку ей давно хотелось узнать о событиях его жизни, она была рада удовлетворить свое любопытство.

– Не стану подробно рассказывать о своей семье, – начал мистер Олбани. – Я уроженец Вест-Индии; в раннем возрасте меня отослали сюда получать образование. Еще в университете я увидал и полюбил прелестный цветок, нежнейшее сердце, которое было навсегда разбито дурным обращением! Дочь крестьянина, она была бедна и беззащитна, но находилась в расцвете своих пятнадцати лет,