Голые среди волков - Бруно Апиц

Лагерь будто вымер. Неслышными шагами хищника бродила тишина вокруг бараков. Внутри сидели заключенные и молча ждали.

Многие были уже готовы к походу. В уборных группами стояли люди. Сигаретка ходила вкруговую…

В семнадцатом блоке собрались руководители групп Сопротивления. Члены ИЛКа находились у Кремера. Участники групп сидели в бараках, смешавшись с другими заключенными, и вместе с ними молча ждали.

В самых укромных закоулках лагеря притаились бойцы внутрилагерной охраны, готовые в любой миг выхватить из тайников оружие.

До двенадцати оставалось полчаса.

Риоман раздавал сигареты. Предложил и Кремеру, но тот покачал головой – он не курил.

– У них, видно, еще есть возможность удрать, – сказал Бохов, – иначе они не стали бы нас эвакуировать.

И вдруг у него возникли сомнения. Правильно ли, что руководителей всех групп собрали в семнадцатом блоке? Что, если за отказом лагеря эвакуироваться последует облава? Разве не может тогда случиться, что руководители попадут в руки эсэсовцев? Бохов посоветовался с членами ИЛКа. Еще было время предотвратить опасность. Бохов изменил диспозицию. Он послал одного из членов ИЛКа в семнадцатый блок. Собравшиеся разошлись по своим баракам. Но на случай, если эсэсовцы откроют огонь, новое распоряжение гласило: первый же выстрел считать сигналом к восстанию. Тогда молниеносно должно быть роздано оружие и группы столь же молниеносно должны ввязаться в бой со своих исходных позиций. Совещание было окончено, члены ИЛКа разошлись.

Бохов тоже вернулся в свой барак. Кремер остался один.

Двенадцать часов!

Напряжение достигло предела.

Пять минут первого! Ничего нового. У ворот никакого движения.

Засунув руки в карманы, Кремер шагал по комнате. В бараках царила мертвая тишина.

Десять минут первого!

И вдруг – голос Райнебота в громкоговорителе. Этого ждали, и все-таки он больно хлестнул по нервам:

– Лагерный староста! Прикажите построиться!

Кремер стоял, нагнув голову, словно ожидая удара по затылку. Приказ повторили резче, хлестче:

– Марш к воротам!

Бараки загудели.

– Спокойствие, товарищи, спокойствие!

Четверть первого.

Солнце сверкало. Перистые облачка, радуя взор, плыли по голубому небу.

Двадцать минут первого.

Из громкоговорителя раздался крик:

– Где весь состав лагеря? Немедленно выходить!

Кремер остался на месте. Он тяжело повернулся и сел за стол. Широко раскинув локти, он подпер голову кулаками…

В бараках шум стих. Все прилипли к окнам. Аппельплац был пуст.

Внезапно заключенные в передних рядах бараков пришли в движение. Заглядывая через плечи соседей, все старались рассмотреть, что происходит у ворот.

Кремер поднялся и поспешил к окну.

Две легковые машины въехали на аппельплац и остановились. Из первой выпрыгнули двое: Клуттиг и Камлот. Из второй вышли Швааль, Вайзанг и Виттиг.

И вот гроза надвинулась! Несколько сот эсэсовцев промаршировали через ворота. Камлот отдал какие-то распоряжения. Были установлены пулеметы, вложены патронные ленты. За пулеметами разместилась цепь эсэсовцев с автоматами и фаустпатронами…

Кремер почувствовал, как запульсировала кровь в висках.

Если откроют огонь, прежде всего пострадают передние бараки. Заключенные в панике отпрянули от окон.

– Начинается! Начинается!

Они метались, заползали под столы и скамьи.

Наиболее храбрые все же остались у окон.

– Начальник поехал по лагерю! – закричали они.

Кремер торопливо окинул взглядом представившуюся картину. На главной вышке и на других началась суета. Часовые устанавливали пулеметы и наводили их на бараки.

Кремер выбежал из комнаты.

Машины проехали в глубь лагеря к последним рядам бараков и остановились. Кремер побежал к ним. Первым выпрыгнул из машины Клуттиг и бросился к ближайшему бараку. Это был барак номер тридцать восемь!

Швааль выбрался из машины.

– Почему заключенные не строятся? – заорал он на Кремера.

Клуттиг ворвался в барак. Его глаза за толстыми стеклами очков сверкали; он быстро огляделся. Все заключенные при его внезапном появлении встали. Рунки поспешно спрятался позади. Клуттиг, выпятив подбородок, осматривал безмолвных людей. Вдруг его глаза расширились. Он оттолкнул двух стоявших перед ним заключенных и шагнул вперед. На столе старосты он увидел ребенка! Мальчик задрожал и испуганно ухватился за Бохова, который обнял его. Клуттиг раскрыл рот, и кадык у него запрыгал. Бохов стоял, не шевелясь. Заключенные оцепенели.

– Ах, вот оно что! – взвизгнул Клуттиг.

В ярости он выхватил пистолет.

И тут произошло неожиданное. В одну секунду вокруг Клуттига образовалась пустота, а перед ребенком выросла стена из заключенных. Ни слова, ни возгласа. Немые фигуры, в упор смотрящие на Клуттига.

Он круто повернулся, словно почуяв неладное. Позади его тоже выросла живая стена, загородившая дверь.

Клуттиг был отрезан.

Вокруг нахмуренные лица, опущенные руки, кулаки. Глаза, внимательно следящие за каждым его движением… Клуттиг был похож на пойманного зверя. Он чувствовал, что люди насторожились и готовы броситься на него. Стрелять?.. Он вскинул пистолет.

И тут – новая неожиданность. Заключенные у двери, члены тайных групп, расступились… В этом был безмолвный вызов… На скулах Клуттига вспыхнули красные пятна. У него отнялся язык, во рту пересохло.

– Ах, так!.. Значит… –    прохрипел он и одним прыжком очутился за дверью.

Увидев Кремера, стоящего перед начальником лагеря, несколько старост подошли ближе.

– Почему заключенные не строятся?! – снова заорал Швааль.

Кремер сделал шаг вперед.

– Они боятся штурмовиков, которые обстреливают железные дороги и маршевые колонны.

Швааль пожал плечами и подбоченился.

– Вы находитесь под нашей защитой. Даю вам еще полчаса. Если лагерь не построится, я прикажу очистить его силой.

Подбежал разъяренный Клуттиг, и в тот же миг завыла сирена – так неожиданно, что Швааль, испугавшись, вскочил в машину. Сирена продолжала выть.

– Гауптштурмфюрер! – крикнул Камлот из машины.

С пеной у рта Клуттиг набросился на Кремера и ударил его кулаком по лицу.

– Проклятый пес! – рявкнул он.

Кремер отшатнулся.

Клуттиг впрыгнул в машину, поднял пистолет. Какой-то староста вскрикнул. Но Клуттиг уже нажал на спусковой крючок, потом второй раз, третий… Выстрелы прогремели один за другим. Кремер взмахнул руками, словно собираясь догнать умчавшуюся машину, и упал ничком. Сирена все еще выла.

Из ближайших бараков выбежали заключенные. Бохов протиснулся через толпу и склонился над Кремером.

– Скорей в лазарет!

Перевернув скамью, на нее уложили Кремера и бережно понесли к Кёну.

В бараках возле аппельплаца выстрелов не слышали. Теснясь у окон, заключенные видели только, как прошли в обратном направлении машины. Камлот, проезжая мимо заволновавшихся эсэсовцев, выкрикивал им какие-то приказания.

Вой сирены съежился и затих.

Увидев в окна, что эсэсовцы забирают оружие и беглым шагом спешат за ворота, заключенные возликовали:

– Удирают, удирают!

Подавленные и молчаливые, Бохов и блоковые старосты обступили стол, на котором лежал раненый.

Кён работал уверенно и спокойно. Зондом он извлек из груди две пули. Он продезинфицировал раны,