Голые среди волков - Бруно Апиц

Рассвело. Ночь была необычайно тревожная, наполненная отзвуками войны. Пал Эрфурт, и тем самым открылась прямая дорога на Веймар. Американцы готовились к решающему удару. Несмолкающий грохот усиливался с часу на час. Район вокруг лагеря становился театром военных действий.

Но никто из двадцати одной тысячи оставшихся в лагере заключенных еще не знал, что в эту беспокойную ночь кровавая смерть носилась по карцеру, не знал, что свирепый Клуттиг удрал первым, а другие эсэсовские офицеры лихорадочно укладывают вещи и держат наготове свои машины. Сегодня у фашистов последняя возможность бежать, иначе их захватят американцы.

Но они еще были на месте. Еще стояли на вышках удвоенные посты часовых. По мере того как светлело, их черные фигуры выступали все более отчетливо, грозные в своей неподвижности, с поднятыми воротниками шинелей.

Стоит дать приказ взяться за пулеметы, фаустпатроны и огнеметы – и десяти минут сосредоточенного огня будет достаточно, чтобы истребить в лагере все живое.

Путем вооруженного восстания предупредить катастрофу – таково было последнее, принятое на рассвете решение ИЛКа. С этой минуты имели силу только приказы Бохова как военного уполномоченного.

По его распоряжению группы не покидали бараков, готовые к действию в любую минуту, а у хранилищ оружия вновь были установлены посты. Стараясь не привлекать внимания часовых на вышках, дозорные внутрилагерной охраны держали под постоянным наблюдением долину на северном склоне лагеря. Их снабдили даже полевыми биноклями.

Вдали непрерывно грохотал и перекатывался гром. Иногда разрывы были так близки, что казалось, снаряды взрываются в сотнях метров от лагеря. Охваченные беспокойством, заключенные рано вышли из бараков. Они стояли на дорогах, недоверчиво поглядывая на вышки и ворота. Вдруг все пришло в движение. В небе промчалась эскадрилья американских истребителей. Заключенные ликовали.

– Летят! Летят!

Однако самолеты исчезли вдали. Бохов тоже выбежал с несколькими товарищами и смотрел вслед уносящимся самолетам. Рядом с ним, сжав губы и засунув руки в карманы, стоял Прибула.

– Почему ты все ждать последней минуты? – мрачно спросил он.

Бохов не ответил. Каждый нерв у него был натянут. Разрывы все учащались. Вблизи и вдали строчили пулеметы.

В девять часов Цвайлинг явился в лагерь. Мюллер и Брендель из охраны держались вблизи вещевого склада, так как им поручили извлечь спрятанные Пиппигом пистолеты. Они наблюдали за Цвайлингом. Что этому гусю понадобилось на складе?

В половине десятого один из часовых прибежал к Бохову и, задыхаясь, сообщил, что с северного склона видны на отдаленном холме танки. Чьи танки? Фашистские? Американские? Бегут они или наступают?.. Это невозможно установить. Значит, опять надо ждать.

Цвайлинг тщетно ждал возвращения Клуттига. Когда настало утро, у обманутого мужа больше не было сомнения, что жена его удрала с гауптштурмфюрером. В поселке уже поднялась кутерьма. У доверху нагруженных машин толкались с бранью и криком шарфюреры, их жены и дети. Покинутый Цвайлинг стоял в комнате. Теперь пора было подумать о собственной безопасности. Растерянно оглядевшись, он излил свое горе в двух словах:

– Подлая сволочь!

Ну ничего, он и без них не пропадет. Его вдруг осенила какая-то мысль, и он отправился на вещевой склад. В канцелярии он принялся ворошить личные документы заключенных. Более получаса он дрожащими пальцами рылся в груде бумаг, высыпанных на стол.

Фёрсте все еще сидел в камере. Он боялся шелохнуться. Для него больше не было выхода, не было спасения. С глубокой грустью он вынужден был признаться самому себе, что годы прозябания в карцере не закалили его и что он менее всего был борцом. Все же он чувствовал удовлетворение, что остался человеком, и скромно радовался тому, что он сделал для Гефеля и Кропинского, которые теперь умрут вместе с ним. Своей смертью он приобщится к великому воинству без имени и числа, к удобренной почве, на которой когда-нибудь расцветет прекрасный мир. Быть может, в этом был скрыт смысл событий, которого он искал. Когда взорвут лагерные ворота, его уже не будет…

Прошло меньше часа после того, как над лагерем промчались истребители, и вот появился самолет, какого заключенные никогда еще не видели. Медленно, на небольшой высоте он скользил то в одну, то в другую сторону. Часовые на вышках с беспокойством следили за ним и что-то кричали друг другу. Заключенные, столпившись между бараками, таращили глаза на редкостную птицу. Это был американский наблюдательный самолет, выискивавший объекты для артиллерийского обстрела. Он произвел впечатление не только на заключенных, но и на эсэсовцев, которые на мотоциклах мчались вдоль ограды, выкрикивая часовым приказы – последние приказы Камлота.

Цвайлинг нашел то, что искал. Но он хотел замаскироваться не только с помощью фальшивых документов. Из кучи старой одежды заключенных он выбрал костюм и переоделся.

Внезапно он вздрогнул. Позади него стоял человек. Вурах! У Цвайлинга волосы встали дыбом, словно он увидел привидение.

– Что вам здесь надо?

Вурах, который выполз из своего убежища, увидел гауптшарфюрера в одежде заключенного, зашипел:

– Так вот как ты устраиваешься, пес!..

Цвайлинг отпрыгнул:

– Убирайтесь!

Вурах угрожающе нагнул голову. Цвайлинг выхватил из кармана пистолет.

Мюллер с Бренделем услышали выстрелы.

– Что это значит? – Они переглянулись. – Бежим туда!

Они бросились в здание и взлетели по лестнице наверх – склад был заперт. Ногами они выломали дверь.

– Руки вверх!

Все еще держа пистолет, пораженный Цвайлинг поднял руки. Мюллер и Брендель подскочили к нему.

На полу лежал мертвый Вурах.

У себя в кабинете Швааль, бледный как мел, с трясущимися щеками кричал на Камлота:

– Вы с ума сошли?!

Камлот отдал приказ открыть огонь по баракам за четверть часа до ухода частей.

– Немедленно отмените приказ! Из-за вас мы попадем на виселицу!

– Иди ты… –    яростно выругался Камлот. – Так или иначе, все летит к черту!

– Подлая свинья! – рявкнул Вайзанг.

Камлот ткнул его в толстый живот с такой силой, что тот еле устоял на ногах.

– Хозяйничайте тут как знаете! – Камлот надвинул фуражку на лоб. – Я смываюсь.

Швааль обессиленно опустился в кресло. За окном взревела машина Камлота. Неподалеку прогрохотали три или четыре разрыва. Швааль вскочил и растерянно посмотрел на Вайзанга.

– Ну? Что дальше?

Вайзанг беспомощно покачал головой. Швааль бросился к письменному столу, выдернул ящики и стал набивать карманы бумагами, документами. Затем набросил на плечи шинель и нахлобучил фуражку.

– Пошли скорей! – прохрипел он.

Райнебот видел в окно, как умчалась машина начальника лагеря.

– Швааль удирает! – крикнул он Мандрилу, который находился с ним в комнате.

Дрожа, Фёрсте стоял в камере. Он услышал в коридоре тяжелые шаги Мандрила. Засов отодвинулся.

– Выходи!