Голые среди волков - Бруно Апиц

class="p1">На сером лице Мандрила Фёрсте прочел некоторое возбуждение. Неспособный к сопротивлению человек послушно выскользнул из камеры. В коридоре валялись трупы убитых ночью. Мандрил кулаками направил Фёрсте в свою комнату и указал на дощатый ящик.

– Все уложить!

Сердце у Фёрсте трепыхалось от страха. Он послушно начал опорожнять полки и шкафы.

Мюллер и Брендель загнали Цвайлинга в угол. Мюллер сдвинул в сторону письменный стол и откинул ковер. Брендель сторожил Цвайлинга, наведя на него отобранный пистолет. Когда Мюллер стамеской вскрыл пол, Цвайлинг вытаращил глаза при виде спрятанного оружия.

– Удивляешься, а? – презрительно усмехнулся Брендель.

У Цвайлинга запрыгала челюсть.

– Этого я… не… знал.

– А мы-то тебе и не сказали! – издевался Брендель. Мюллер сунул пистолеты под нос Цвайлингу.

– Как-никак, задница эсэсовца – самая надежная крышка… –    Мюллер спрятал пистолеты в карманы. – Мы слишком рано их достали. Еще нет приказа. Что делать?

Брендель пожал плечами.

– Подождем, пока придет приказ.

– А куда денем этого?

– Он тоже подождет. Это наш первый пленный.

У Цвайлинга подогнулись колени.

Брендель подхватил его и приставил к стене.

– Стой прямо, балда!

Прильнув к окнам, заключенные наблюдали за воротами.

Там шла какая-то возня, шарфюреры вытаскивали из административного здания ящики и укладывали их на грузовик. От здания к машине и обратно сновал Райнебот, распоряжаясь погрузкой. Из карцера вышел Мандрил и бросил в машину какие-то пакеты.

– Укладывают пожитки! – перешептывались взволнованные заключенные.

В груди Фёрсте шла отчаянная борьба. То, что он делал, было его последней работой. Мандрил готовился к бегству. Все мысли Фёрсте сосредоточились в поисках последнего шанса на спасение. Где он? Как только Мандрил ненадолго оставлял его одного, Фёрсте, притворяясь, что усердно трудится, искал лазейку. Забаррикадироваться в одной из камер, спрятаться где-нибудь в карцере или убежать? Тут он заметил то, чего ранее не обнаружил в своем лихорадочном возбуждении: снаружи в двери торчал ключ. Дрожь пронизала Фёрсте. Что, если в этом спасение?

В комнату торопливо вошел Мандрил. С ним – два шарфюрера. Они потащили ящик к грузовику.

За несколько секунд Фёрсте принял отчаянное решение. Метнувшись к двери, он выхватил ключ и заперся изнутри. Дрожа всем телом, он прижался у двери к стене. В висках больно стучало. Мандрил должен был вот-вот вернуться… В эту страшную минуту что-то произошло! Неожиданно раздался низкий глухой звук. Он быстро нарастал и, достигнув полной силы, загремел, словно трубы Страшного суда. Это была особая сирена, предупреждавшая эсэсовцев о приближении противника. От ее ужасного рева у заключенных спирало дыхание в груди. Бохов с товарищами выбежали из бараков. В эсэсовском поселке все перемешалось. Грозный вой вымел эсэсовцев из казарм. Кое-как построившись, они уходили по дороге. Шарфюреры разбежались. Забитый доверху поклажей грузовик у ворот сделал слишком крутой разворот и врезался в толпу на дороге. Райнебот что-то кричал. Мандрил бросился назад в карцер и, увидев, что дверь заперта, замолотил по ней сапогами.

Прибежал Райнебот.

– Едем, едем! – закричал он и, не дожидаясь взбешенного Мандрила, выбежал обратно. Рывком завел мотоцикл, обернулся и еще раз крикнул:

– Мандрил!

Райнебот уселся и крутанул ручку газа. Подбежавший Мандрил успел прыгнуть на заднее сиденье. Машина с ревом умчалась…

Фёрсте в углу запертой комнаты упал на колени. Последние его силы излились безудержными слезами, и спасшийся от смерти человек сам не знал, что это сладчайшие слезы в его жизни…

Гефель и Кропинский стояли у двери своей камеры, готовые броситься на того, кто войдет. Они слышали шум, суету и ужасный трубный звук. Слышали голос Райнебота и рев Мандрила, слышали, как он дубасил по двери… Но вдруг грохот и крики в коридоре смолкли. Кропинский стоял в углу, и его руки, как раскрытые клещи, кого-то подстерегали в непонятной тишине. Оба обреченных не смели дохнуть и тем более не смели предаться крошечной надежде, которая, как робкий зеленый росток, пробивалась в их сердцах.

Сирена все еще состязалась с грохотом и треском битвы, а руководители групп уже мчались к семнадцатому блоку. Дороги кишели заключенными. Все бойцы, как Бохов и члены ИЛКа, которые тоже спешили к семнадцатому, были полны решимости.

Час настал!

Тот час, когда неодолимая сила заставляет медный колокол пробить двенадцать раз. Его оглушительные удары разрушили прежнюю действительность, и на ее руинах появилась новая, выражавшаяся в коротких приказах, которые отдавал Бохов.

– Готовность – три! Раздать оружие! Группам занять исходные позиции! Наступать немедленно! – приказал Бохов.

Прибула потрясал кулаками. От радостного волнения он не мог говорить, хотя ему хотелось кричать. Он умчался вместе с руководителями групп.

В блоках раздалась громкая команда:

– Всем группам построиться!

И прежде чем пораженные люди поняли, что происходит, перед бараками уже стояли построившиеся отряды. Не обращая внимания на изумленные возгласы, группы бегом ринулись с места. Они направились к определенным баракам, вниз к лазарету и к люкам водопроводной и канализационной сети. Там их поджидали бойцы внутрилагерной охраны. Они вскрывали полы, разрушали каменную кладку, кирками и лопатами разгребали засыпанные ямы, и на свет появлялось оружие, оружие, оружие!

Прибула и его товарищи из польских групп разбили цветочные ящики на окнах лазаретных бараков и сорвали с карабинов промасленные тряпки.

Одна группа с пулеметом направилась в канцелярию. Его установили и в комнате Кремера, расположенной напротив административного здания и ворот. Здесь принял командование Бохов.

Во всем лагере поднялось невероятное возбуждение.

За считаные минуты оружие было роздано, и группы заняли исходные позиции. На северном склоне загремели первые выстрелы, и пули засвистели над головами испуганных часовых.

Штурм начался!

Группы на северном склоне бросились через пустырь к ограде. Отряды немцев и югославов огнем по ближайшим вышкам защищали фланги. Группы поляков с Прибулой во главе накидали доски на рогатки. В пяти-шести местах одновременно перерезали проволоку, и с воинственными криками Прибула с бойцами поползли в бреши. С отдаленных вышек их обстреливали из пулеметов, но группы немцев и югославов не зевали и отвлекали внимание часовых, неистово швырявших во все стороны гранаты. На вышки бросали зажигательные бутылки, которые взрывались с громким треском. Взметнувшееся пламя сгоняло часовых вниз. Прибула с товарищами ворвались на одну из вышек. Часовые от испуга успели сбежать в близлежащий лес. Прибула повернул пулемет и зачастил торжествующими очередями по другим вышкам.

Одновременно с прорывом на северном склоне начался штурм ворот. В комнате Кремера Риоман, установив точный прицел, дал первую очередь из пулемета по главной вышке. Разбитое стекло осыпало его осколками. Один из часовых, взмахнув руками, свалился на мостки. Остальные пригнулись, напуганные внезапным огнем.

Прошли секунды, и из передних бараков, подгоняемые