Дураки все - Ричард Руссо

– Ничего, – ответил он. – Я просто рад, что тебя нашел.

Она вытерла рукавом его мокрые щеки. Первая нежность за очень долгое время. Бог свидетель, нежности в их отношениях маловато. И в этом его вина, не ее, хотя, если вдуматься, и не его тоже. Может, в этом повинен Господь или природа. Поди разберись.

– Тебе грустно? – Элис взяла его за руку.

– Разве что чуть-чуть, – признался Гас.

– Почему?

– Потому что я хочу, чтобы ты была здорова.

– Я здорова.

– Вот и хорошо.

– Иногда мне тоже бывает грустно, – сказала Элис.

Она разглядывала ближайший таунхаус, и Гаса вдруг осенило, почему эта улица, черт бы ее побрал, кажется такой знакомой. Раньше здесь жили Реймер с женой, чуть ли не в этом доме, – как ее звали, Бекки? Господи, у него в голове каша. Нет, Бекка. Бедняжка запнулась о коврик на верхней ступеньке, упала с лестницы и сломала шею. Реймер до сих пор винит себя, это ясно. Может, мужчинам в принципе свойственно винить себя.

– Она рассказывала мне всякое, – проговорила Элис, не сводя глаз с таунхауса. Странно, она словно прочла его мысли.

– Например?

– Что у нее на душе.

Настал черед Гаса уставиться на жену. Быть может, она осуждает его за то, что он никогда не рассказывает ей, что у него на душе?

– Ты сегодня видела Курта? Это он тебя напугал?

– Курта нет.

Гас снова заплакал. Он чувствовал свои слезы.

– Бедненькая моя, – сказал он. – Вечно ты все путаешь.

– Разве?

Они поднялись со скамьи, Элис покорно пошла за Гасом к машине, но, пока он помогал ей пристегнуть ремень, всё смотрела на бывший дом Реймеров.

– Все будет хорошо, – пообещал Гас.

Когда их машина завернула за угол и таунхаус скрылся из виду, Элис немного успокоилась, но потом телефон опять зазвонил, пусть всего лишь в ее голове. Элис не сразу нашла в сумочке трубку.

– Алло, – проговорила Элис. – А, да, привет.

И тут до Гаса впервые дошло. В этих выдуманных разговорах Элис никогда никому не звонила. Он ни разу не слышал, чтобы она сказала: “Привет, это я. Если не вовремя, ты только скажи. Я просто подумала: давно мы с тобой не разговаривали”. Нет, непременно звонили ей. В ней нуждались, она выслушивала без споров и осуждений. Мудрый и верный друг. Та, к кому обратишься в трудную минуту.

– Ты слишком самокритична, – продолжала Элис. – Я знаю, как это сложно. Главное – помни, что ты не одна. Я рядом.

Электричество

Недолгая дорога до закусочной “У Хэтти” была для Рут лучшим временем дня: двенадцать минут покоя наедине с собой. Даже если с нею, вот как сегодня, ехала внучка. С Тиной ты все равно что одна. Как в роду у горластых теток появилась такая тихоня – загадка. Впрочем, подобных тайн в жизни не перечесть.

Взять хотя бы электричество. Вчера ночью в Заков сарай ударила молния такой силы, что на крыше лопнул стык. От последовавшего за молнией апокалиптического раската грома все три обитателя дома подскочили каждый в своей кровати. В следующий миг на пороге комнаты Рут появилась сонно моргавшая Тина – вылитая ее мать в том же возрасте. Рут не знала ребенка, который бы так боялся грозы, как Джейни.

– Не бойся, Два Ботинка, – сказала Рут, назвав внучку детским прозвищем. – Заходи.

Тина забралась к бабушке под бочок и мигом уснула. Чуть погодя на пороге возник Зак.

– Иди посмотри на это, – сказал он, и Рут пошла в его комнату, окно там выходило на сарай.

На коньке крыши, куда ударила молния, стояла, как часовой, полоска рифленой жести, на верхнем ее конце плясал призрачный голубой огонек, шквальный ветер отчего-то его не тушил. Небо разверзлось, дождь обрушился пеленой. Рут и Зак полагали, что теперь-то пламя угаснет, но оно все горело, словно мираж; дождь барабанил о жестяную крышу вокруг него, огонек постепенно тускнел и наконец исчез, и в это мгновение Рут осознала, что они с Заком держатся за руки, чего не делали уже долго. А потом они сделали то, чего не делали еще дольше.

Зак проснулся ровно в пять, тихонько оделся, спустился на кухню и, как всегда, соорудил себе чашку растворимого кофе. Рут, еще полусонная, очень жалела о произошедшем, и эта верность Зака привычкам вселила в нее надежду, что муж не придаст особенного значения случившемуся между ними. Может статься, он понимает, что, как и тот удар молнии, этот нежданный секс – лишь аномалия, статистически маловероятная, и вряд ли еще когда-нибудь повторится. Когда Рут в последний раз заходила к нему? Она даже уборку у Зака не делает. Постельное белье стирает вместе со своим и Тининым, но только если Зак сам его снимет и отнесет в подвал. А после стирки Рут складывала высохшие простыни, наволочки и пододеяльники в коридоре у двери его комнаты: постель Зак застилает сам. Зачем она вообще ночью пошла за ним? Что внушило ему мысль о малейшей возможности секса? То, что Рут не отняла у него свою руку, когда они смотрели на пламя? С чего вдруг Зак решил это ей показать? Зрелище, бесспорно, странное, даже удивительное, но она-то здесь при чем? Обычно Заку благодарно внимала Тина. Быть может, он сперва заглянул к ней в комнату, обнаружил, что ее нет, и тогда уж пошел к Рут? В этом она сомневалась. Скорее всего, Зак не решился будить внучку. Нет, это пламя он хотел показать именно Рут. А то, что после этого они занялись сексом, изумило Зака не меньше, чем ее саму. Секс получился средненький, но не то чтобы никудышный, а утром все было совсем не так, как хотелось бы Рут.

Рут услышала, как Заков пикап пятится с крутой горки, как скрежещут передачи – с задней Зак переключил на вторую, от первой не будет толку, и укатил в город; Рут лежала, силясь понять, что все-таки произошло и почему. Может, у нее просто давно не было секса? Или синий огонек на крыше сарая каким-то образом связан с давно дремавшим, еле теплившимся пламенем их супружеской близости, о которой Рут помнила очень смутно? Занавески шевелил приятный, свежий, душистый ветерок, воплощение еще не наставшего утра, и Рут, пожалуй, понежилась бы немного, но тут в ее комнате зазвонил будильник, а Рут не хотела, чтобы Тина застала ее у Зака и потом рассказала маме, та непременно начнет выпытывать подробности с любопытством тем более сильным, что ее