Цитадель - Арчибальд Джозеф Кронин

– Нет-нет. Мой гораздо лучше. – Лицо Стиллмана просветлело. – Вы знаете, как неудобны аппараты с неподвижной бутылкой в тот момент, когда внутриплевральное давление уравновешивает давление жидкости и совершенно прекращается выход газа. Так вот, у нас в институте мы устроили камеру добавочного давления – я вам ее покажу, когда вы приедете в Америку, – через которую мы можем вводить газ при определенном отрицательном давлении сразу же, с самого начала.

– Но как насчет прибавления газа? – спросил Эндрю быстро.

– Мы полностью устраняем риск. Вот слушайте. Это замечательно ловко придумано. Вводя маленький бромоформовый манометр у самой иглы, мы устраняем разрежение. Колебание в минус четырнадцать сантиметров дает только один кубический сантиметр газа у острия иглы. Наша игла имеет четырехходовое приспособление, которое действует лучше, чем зангмановское.

Эндрю был увлечен против воли.

– Вот оно что! Так вы хотите свести к нулю действие на плевру. Знаете, мистер Стиллман… мне странно, меня просто поражает, что все это исходит именно от вас. О, простите меня, я не так выразился, но вы поймете, что я хочу сказать. Столько врачей, работая старым способом…

– Милый мой доктор, – ответил Стиллман с веселым огоньком в глазах, – не забывайте, что Карсон, первый человек, отстаивавший пневмоторакс, был только физиологом, писавшим популярные очерки.

Затем они погрузились в обсуждение технических подробностей, и это продолжалось до тех пор, пока Стиллман не посмотрел на часы и не воскликнул, что он уже на полчаса опоздал на свидание с Кренстоном.

Эндрю ушел из отеля «Брукс» возбужденный, заряженный энергией. Но вслед за этим пришла непонятная реакция, смятение, недовольство своей работой. «Я поддался влиянию этого человека», – говорил он себе с раздражением.

На Чесборо-террас он вернулся в не слишком приятном настроении, но, когда подъехал к дому, сделал спокойное лицо. Новые отношения с Кристин требовали этой маски безразличия, так как у нее теперь всегда было такое покорное и замкнутое выражение лица, что Эндрю, как бы он ни кипел внутренне, чувствовал себя вынужденным отвечать тем же.

Казалось, Кристин ушла в себя, живет какой-то своей внутренней жизнью, в которую ему нет доступа. Она много читала, писала письма. Раза два он, входя, заставал ее играющей с Флорри в какую-то детскую игру цветными фишками. Она начала довольно часто ходить в церковь. И это больше всего злило Эндрю.

В Блэнелли она каждое воскресенье ходила с миссис Уоткинс в приходскую церковь, но тогда это его не возмущало. Теперь же, враждебный, чужой ей, он видел в этом только лишнее доказательство пренебрежения к нему, не набожность, но жест, направленный против него.

В этот вечер он, войдя в гостиную, застал ее одну. В очках, которые она недавно стала носить, Кристин сидела, опершись локтями о стол, над лежавшей перед ней книгой, погруженная в чтение, маленькая, похожая на школьницу за уроками. Злое, ревнивое чувство охватило Эндрю. Наклонясь через ее плечо, он схватил книгу, которую она слишком поздно пыталась спрятать от него. На первой странице Эндрю прочел: «Евангелие от Луки».

– О господи! – Он был поражен, даже взбешен. – Вот до чего ты уже дошла? Библией увлекаешься?

– А почему бы и нет? Еще до знакомства с тобой я часто ее читала.

– Вот как?

– Да. – Странное выражение муки было в глазах Кристин. – Наверное, твои друзья из «Плазы» не одобрили бы этого. Но это во всяком случае хорошая литература.

– Знаешь, что я тебе скажу: ты превращаешься в настоящую психопатку.

– Возможно. Это, конечно, тоже всецело моя вина? Но разреши сказать тебе, что лучше быть психопаткой, но сохранить живую душу, чем быть карьеристом и дойти до духовной смерти! – Она вдруг резко оборвала, закусила губу, борясь со слезами. С большим усилием овладела собой. И, пристально глядя на него, все с той же мукой в глазах, произнесла тихим сдавленным голосом: – Эндрю! Как ты думаешь, не лучше ли будет для нас обоих, если я на время уеду? Миссис Вон меня приглашает погостить у нее две-три недели. Они сняли на лето дом в Ньюквее. Не находишь ли ты, что мне следует съездить к ней?

– Да! Поезжай! Будь оно все проклято! Поезжай! – Он круто повернулся и вышел.

XIII

Отъезд Кристин в Ньюквей принес Эндрю облегчение, чудесное чувство свободы. На целых три дня. Потом он начал томиться, размышлять, что она делает и скучает ли по нему, начал ревниво беспокоиться, когда же она приедет. Хотя он твердил себе, что теперь он свободный человек, у него появилось точно такое ощущение пустоты, какое мешало ему работать в Эберло, когда Кристин уехала в Бридлингтон, а он остался, чтобы готовиться к экзаменам.

Образ ее вставал перед ним, но то было уже не юное свежее лицо прежней Кристин, а лицо бледное, более зрелое, с немного втянутыми щеками и близорукими глазами за круглыми стеклами очков. Оно не было красиво, это лицо, но в нем было что-то, не дававшее ему покоя.

Он много бывал в обществе, играл в бридж в клубе с Айвори, Фредди и Фридманом. Несмотря на осадок, который остался у него в душе после первой их встречи, он часто виделся со Стиллманом, который постоянно ездил из отеля в почти отстроенную клинику в Уикоме и обратно. Эндрю написал Денни, приглашая его приехать в Лондон, но Филип, только что вступивший в должность, не мог уехать. Хоуп был в Кембридже и недосягаем.

Эндрю лихорадочно пытался сосредоточиться на клинических исследованиях, которые проводил в больнице. Но ничего не выходило. Он слишком нервничал. С тем же беспокойным усердием занялся своими денежными делами с директором банка Уэйдом. Все было прекрасно, все в порядке. У него возникла мысль о покупке дома на Уэлбек-стрит – очень выгодное помещение денег – и продаже дома на Чесборо-террас, причем амбулаторию он хотел оставить себе. Он просыпался в тихие жаркие ночи, в голове у него бурлили планы, мысли о практике, нервы были взвинчены, ему недоставало Кристин, но ее не было, – и рука его машинально тянулась к ночному столику за сигаретами.

В разгаре этих настроений он позвонил Франсиз Лоренс.

– Я остался совсем один. Не хотите ли прокатиться куда-нибудь вечером? В городе так жарко.

Голос Франсиз звучал хладнокровно и как-то успокоил его:

– Это было бы ужасно мило. Я чувствовала, что вы позвоните. Вам знаком Кроссвейс? Совершенно елизаветинский стиль. И река там великолепна.

На следующий день он в течение трех четвертей часа успел принять всех больных. Задолго до восьми заехал за Франсиз в Найтсбридж, и они помчались по дороге в Чертси.

Они ехали на