Круг в огне: Рассказы - Фланнери О'Коннор

городе. Это было ярко освещенное, амбарного вида помещение с баром у одной стены, игральными автоматами у другой и бильярдными столами в глубине. Едва Паркер вошел, его приветственно хлопнул по спине толстый мужчина в рубашке в красную и черную клетку:

– Охххохооо! О. И. Паркер!

Спина Паркера еще не была готова к таким ударам.

– Потише бы, – сказал он. – У меня там свежая наколка.

– Что на этот раз? – спросил приятель и крикнул стоявшим у автоматов: – О. И. Паркер обзавелся новой картинкой!

– Да ничего такого особенного, – сказал Паркер и скользнул было к свободному автомату.

– Все сюда, – скомандовал толстый, – поглядим, что за наколка у нашего О. И.

Как Паркер ни извивался у них в руках, они задрали на нем рубашку – и он почувствовал, как все руки мгновенно упали, позволяя ткани вновь завесить лик. В бильярдной сделалось тихо, и тишина эта, казалось Паркеру, росла от обступившего его кружка вверх и вниз, пробивая фундамент здания и стропила крыши.

Наконец кто-то сказал:

– Христос!

И все разом зашумели. Паркер обернулся, кривя лицо в неуверенной улыбке.

– О. И. уж придумает так придумает! – сказал человек в клетчатой рубашке. – Он тот еще у нас чудила!

– Может, взял и уверовал! – прозвучал голос.

– Ни в жизнь! – сказал Паркер.

– О. И. уверовал и несет слово Иисусово, – язвительно проговорил коротышка с окурком сигары во рту. – Ор-ригинальный, скажу я вам, способ.

– Паркер еще и не на такое горазд! – сказал толстяк.

– Оххххохоооо! – завопил кто-то, и все начали одобрительно свистеть и чертыхаться, пока Паркер не крикнул:

– Хватит, ну!

– Зачем ты это? – спросил один из дружков.

– Для смеха, – сказал Паркер. – Тебе-то что?

– Так чего ж не смеешься? – раздался вопль.

Паркер кинулся в человеческую гущу, и, как летний смерч, закружилась потасовка с мельканием кулаков и грохотом падающих столов, которая кончилась тем, что двое, крепко схватив Паркера, побежали с ним к дверям и вытолкнули его вон. На бильярдную сошла тишина, до того томительная, что казалось, будто длинный, похожий на амбар зал был кораблем, с которого Иону кинули в море[31].

Паркер долго сидел на мостовой в переулке за бильярдной, исследуя свою душу. Она представилась ему паутиной правд и вымыслов, не шибко ценной для него самого, но словно бы зачем-то нужной вопреки всему, что он мог вздумать. Глаз, которые навечно теперь засели у него в спине, надо было слушаться. В этом он был уверен не меньше, чем когда-либо в чем-либо. Всю жизнь он, ворча, а то и чертыхаясь, частенько со страхом, однажды с восторгом, слушался всех побуждений такого рода – с восторгом, когда дух его загорелся от вида татуированного человека на ярмарке, со страхом, когда он вступил в военный флот, ворча, когда женился на Саре Рут.

Мысль о ней медленно подняла его на ноги. Она поймет, она скажет, что ему делать. Она прояснит, что неясно, – по крайней мере будет довольна. Все время, казалось ему, он только этого и хотел – сделать так, чтобы она была довольна. Его пикап по-прежнему стоял у строения, где принимал клиентов художник, но идти туда было недалеко. Он сел в машину и поехал из города в сельскую ночь. Голова почти уже очистилась от спиртного, и он видел, что недовольство ушло, но чувствовал себя не вполне самим собой. Словно он был он и в то же время другой человек, направляющийся в новую землю, хотя все, мимо чего он двигался, было даже ночью ему знакомо.

Он подъехал наконец к своему дому, остановил пикап под деревом и вышел. Нарочно старался шуметь как можно больше, показывая, что как был, так и остался здесь хозяином, что неприход домой ночевать без предупреждения – это нормально, так он всегда себя ведет и будет вести. Хлопнул дверцей машины, простучал подошвами по двум ступенькам крыльца и веранде, громыхнул дверной ручкой. Ручка не поворачивалась.

– Сара Рут! – крикнул он. – Пусти!

Ручка была без замка – значит, приперла ее спинкой стула. Он принялся стучать в дверь одной рукой и дергать ручку другой.

Услышав скрип кроватных пружин, он наклонился к замочной скважине, но она была заткнута бумагой.

– Пусти! – заорал он, вновь начав колотить в дверь. – Чего ради ты от меня заперлась?

– Кто там? – спросил резкий голос из-под самой двери.

– Я, – ответил Паркер, – О. И.

Он немного подождал.

– Я, – повторил он нетерпеливо. – О. И.

Изнутри по-прежнему ни звука. Он сделал новую попытку.

– О. И., – сказал он и ударил в дверь еще пару-тройку раз. – О. И. Паркер. Знаешь ведь прекрасно.

Молчание. Потом голос медленно произнес:

– Я не знаю никакого О. И.

– Перестань дурить, – упрашивал Паркер. – Не надо со мной так. Это я, твой О. И., я вернулся. Ты боишься меня, что ли?

– Кто там? – спросил все тот же бесчувственный голос.

Паркер оглянулся, словно за него должен был ответить кто-то находящийся сзади. Небо слегка просветлело, над горизонтом обозначились две-три желтые полосы. Потом у него на глазах небосклон полыхнул огненным деревом.

Паркер рухнул обратно на дверь, как пригвожденный копьем.

– Кто там? – снова спросил голос из дома, но теперь с ноткой окончательности. Ручка двери брякнула, и голос повелительно произнес: – Кто там, я спрашиваю?

Паркер наклонился и приблизил рот к заткнутой замочной скважине.

– Обадайя, – прошептал он и мигом почувствовал, как свет пронизывает его насквозь, превращая душу-паутину в безупречную цветовую арабеску, в сад, полный деревьев, птиц и зверей. – Обадайя Илайхью, – прошептал он.

Дверь открылась, и он ввалился в темный дом. Перед ним высилась Сара Рут, уперев руки в бока. Тут же начала:

– Это не блондинка в соку была, на кого ты работал, и за трактор тебе теперь выплачивать все до последнего цента. Он не был застрахован. Она здесь была, мы с ней долго говорили, и…

Дрожа, Паркер стал зажигать керосиновую лампу.

– Светает уже, с чего это ты вздумал керосин тратить? – вскинулась она. – Любоваться тобой я не намерена.

Их обволокло желтое свечение. Паркер положил спичку и стал расстегивать рубашку.

– Ничего тебе от меня не обломится, утро, считай, на дворе, – сказала она.

– Закрой рот, – промолвил он тихо. – Посмотри сюда, и больше чтоб я ничего от тебя не слышал.

Он снял рубашку и повернулся к жене спиной.

– Новая картинка! – зарычала Сара Рут. – Могла бы и догадаться, что ты дрянью всякой поехал себя расписывать.

У Паркера подогнулись колени. Он повернулся к ней и завопил:

– Да посмотри ты! Не говори зря! Разуй глаза, посмотри!

– Посмотрела, – сказала она.

– Ты что, не знаешь, кто это? – крикнул он страдальчески.

– Нет, а кто? –