Река течет через город. Американский рейс - Антти Туури

Кайсу ничего не говорила. Я спросил, сам ли Тайсто организовал пожар в своей первой мастерской и правда ли, что пожарные не смогли загасить даже снежные сугробы. Тайсто утверждал, что о тех, кто занимается делом, всегда ходят россказни по свету, но он-то никогда не решился бы на такое преступление, как обман страховой компании, хотя иногда случайно и забывал внести кое-что в бухгалтерские документы; просто-напросто продавать мебель, стучась в двери и предлагая ее людям, было делом иного рода, чем торговля одеждой в деревне с приходской церковью и магазином в каменном доме, куда покупатели входят, выбирают тряпки, какие пожелают, выкладывают деньги на прилавок и эти деньги отмечаются в кассовых документах — столько же, сколько пробито на чеке. В торговле же мебелью деньги ходили разными путями: продавали в кредит, брали товар со склада для продажи под расписки, часть изделий шла на замену бракованных, чиновники по защите потребителя требовали, чтобы покупатели получали то, что им полагалось, и деньги, которые давным-давно ушли на оплату новых торговых сделок, чиновники налогового ведомства спрашивали спустя много лет. Бухгалтерский учет ведения таких торговых дел просто-напросто затруднен, и ошибки в нем допускают даже очень аккуратные люди. Я снова спросил о пожаре в первой мастерской. Тайсто сказал, что и более удивительные вещи случаются на свете, чем пожар мебельной мастерской, вызванный плохой электропроводкой, он, Тайсто, знал старьевщика, в заведение которого ударила молния, и занявшийся от этого пожар спалил и бухгалтерию лавки. Такие происшествия Тайсто считал указанием перста судьбы и знаком существования высших сил. Я вспомнил, что сам слышал о пожаре, вспыхнувшем в каком-то армейском интендантстве, где сгорело даже три спортивных ядра вместе с другими, гораздо легче воспламеняющимися вещами.

Кайсу попросила, чтобы мы не мешали ей спать. Я сказал, что и с судна можно позвонить, если ей хочется поговорить с домашними, но Тайсто высказал опасение, что телефонная связь с судна осуществляется через радиоволны, а их может ловить и слушать кто угодно, у кого приемник настроен на подходящую частоту; рассказывать по такому телефону о цели и смысле нашего путешествия, пожалуй, не стоило бы. Кайсу спросила, какой тогда смысл звонить, если нельзя сказать, куда едешь и зачем? Тайсто ушел, оставив у нас свой кейс. Сказал, что, прежде чем лечь спать, он познакомится с ночной жизнью на судне, проверил, достаточно ли у него с собой в кармане куртки бумажных денег, пожелал нам доброй ночи.

Судно вышло в море. Я смотрел на льдины, плывущие в струях, образованных винтом, и в темноту за окном. Сидел молча. Кайсу лежала на койке, отвернувшись лицом к стене. Я знал, что она не спит, и ждал, чтобы она сказала что-нибудь. Но опа не проявила даже намерения произнести хоть слово, тогда я разделся и забрался на верхнюю койку — спать. Слышно было равномерное гудение корабельных машин и постукивание льдин о борта судна. Я сказал Кайсу, что все еще будет хорошо, если доберемся до Америки, где налоговые чиновники не станут охотиться на нас из-за нескольких сотенных, да и полиция там из-за столь незначительных дел не гоняется с исковыми повестками по нескольким волостям. Кайсу не ответила, но я слышал, что она не спит. Тогда я замолчал и лежал, прислушиваясь к звукам на судне и скрежету льда о его борт. Думал о том, все ли я помнил, что надо было сделать при отъезде, и о том, что позабыл, и о том, как торговец машинами спросил у меня, когда ехали в порт, о бухгалтерии моего предприятия и о квитанциях, которым, как он считал, разумно было бы храниться в таком месте, где полиции их не найти, как бы ни искали. Об этом я думал, засыпая.

6

Ночью я проснулся и стал прислушиваться к разным звукам, похоже было, что льдины больше не ударяют в борта. Сел на койке, затем спустился на пол каюты. Свет я не включил, за окном видны были расходящиеся от судна волны с белыми пенистыми гребешками. Взглянул на часы, они показывали три часа ночи. Теперь Кайсу спала, слышно было ее ровное дыхание. Я сел к окну и уставился на воду. Немного посидев так, поднялся обратно на койку и попытался заснуть. Мне показалось, будто я совсем не спал, но когда в следующий раз взглянул на часы, было уже шесть. Светлело, я опять спустился на пол и оделся. Кайсу проснулась, когда я зашумел в уборной, но не поднялась. Я сказал, что выйду ненадолго.

В коридоре пахло водочным перегаром и блевотиной. Я прошел в зал ресторана, там уже начался завтрак — «шведский стол». У двери была касса, я уплатил за завтрак и пошел есть. Положил на тарелку хлеб, и масло, и колбасу, налил в чашку кофе, поискал свободный стол и, когда сел, увидел Тайсто, платившего в кассу за завтрак. Я подошел к нему, показал, где сижу, и он, наполнив тарелку, пришел за мой столик и сообщил, что долго бодрствовал и не выспался. Оно и было видно. Он спросил про свой кейс с деньгами. Я ответил, что он за спиной Кайсу. Поевши, мы вышли из ресторана. Поднялись на прогулочную палубу, Тайсто вышел туда из двери первым, ступил сразу же в зеленевшую за порогом блевотину, выругался, вытер подметку туфли о палубу и стенку палубной надстройки; возле перил увидели испражнения. Кто-то ночью не добежал до туалета. На верхней палубе мы не задержались, было холодно. Спускаясь по лестнице, увидели Кайсу, которая направлялась в ресторан, мы спросили, неужели она оставила кейс с деньгами в каюте без присмотра. О наших деньгах Кайсу и не подумала. Я сказал, что на шведских судах воруют вещи в каждом рейсе. Пошли в каюту, Тайсто и я. Кайсу пообещала прийти туда, как только выпьет кофе. Кейсы были в каюте, мы открыли их и убедились, что все в целости и сохранности.

Выпив утренний кофе, Кайсу вернулась в каюту и спросила, как мы собираемся решать проблему в Стокгольмском порту. Она видела карту в коридоре: судно приходило в Капелльскяри, а оттуда предстояло еще добираться до Стокгольма. Я сказал, что привык ездить на такси, Тайсто помнил, что такси можно было заказать прямо с судна, и машина уже ждала на пристани. Он пошел сделать заказ, велел мне сидеть все время на его кейсе. Когда Тайсто ушел, уборщица, открыв своим ключом каюту, вперлась посмотреть, собрались ли мы уже уходить. Я