Плач умирающих звёзд - Стейс Крамер

и тем не менее эффективно!» – вот каков был замысел Рэми. Теперь же Эл поняла, что все это был блеф. Рэми истинно хотела избавиться не только от улики, но и от свидетеля.

Эл положила голову на грудь Искры.

– Господь… Я прихожу к Тебе, отягощенная моими грехами. Я признаю свои ошибки и прошу у Тебя прощения, – сквозь рыдания шептала она.

И как после этого не поверить в Силы Небесные? Стоило Элеттре произнести несколько строчек молитвы, как вдруг послышался тихий, сиплый стон. Элеттра оторвала свою голову от груди Искры и безотчетно вскрикнула.

– Элеттра… – проныла Искра. Она стала диковато смотреть по сторонам, затем на свое тело. – У меня грязные штаны… Я вся испачкалась.

Элеттру захватила судорога величайшей радости. Она даже дышать нормально не могла, только вбирала в себя воздух, а выдыхать забывала. И все смотрела долго и пронзительно на Искру, как на воскресшую из мертвых.

– Что с тобой приключилось? Ты помнишь?

Искра кое-как села. Потерла глаза, затем принялась рассматривать свои руки, точно вместо них были два каких-то неизвестных ей механизма. После чего она попыталась коснуться указательным пальцем кончика носа, но промахнулась и попала в глаз.

– У меня диплопия. Нарушена координация. Голова гудит, пульсирует, особенно за левым ухом. Я вижу звездочки. Нет, не те, которые в телескоп. Другие. Яркие, будто кто-то резко включил свет прямо в глаза. Почему? Меня ударили. До удара все было… упорядочено. Расписание, цвета, текстуры – все выстроено в систему. Теперь же – хаос. Чувствую, как рассыпается моя внутренняя картотека, – монотонно изложила Искра.

– Это пройдет. Все восстановится… – сказала Эл и после задала вопрос, ответ на который весьма сильно боялась услышать: – Кто тебя ударил?

– Я не знаю. Я не видела.

Вот теперь Эл смогла немного расслабиться.

– Ты опаздывала к ужину. Я пошла встречать тебя, и тут такое… Проверь, ценные вещи на месте?

Искра проверила все свои карманы.

– Нет. Все пропало.

– Все украли. Судя по всему, Уортшир стал излюбленным местом для воров.

Эл помогла Искре подняться. Искра шаталась, как будто находилась в движущемся транспорте. Эл взяла ее за руку, а потом… не удержалась и обняла.

– Прости меня!

– За что, Элеттра?

– За то… что не была рядом. За то, что не защитила…

«Не смей жалеть ее! Помни, что предшествовало вашей дружбе!» – вот еще одно наставление от Рэми. И Элеттра с тяжелым сердцем поддалась подруге, из-за чего ныне всею душой раскаивалась. В груди свинцовой гирей лежала вина, горечь бесчестности.

Долг дружбы и зов совести… Эл стояла на распутье, разрываемая надвое. Но дружба… Осталось ли что-то от той дружбы, которой Элеттра была так верна? Возможно ли дружить и в то же время ненавидеть свою подругу? В минуты самого большого страха и горького отчаяния желать ей смерти? Эл и себя ненавидела за эту дружбу, и сама себя сжить со свету хотела. Нет… это и не дружба вовсе. Это фатум, что тяготеет над Элеттрой. Она должна сделать выбор. Но какой?

* * *

В тюрьме праздник! Все ограничения из-за карантина сняты, следовательно, долгожданные свидания с близкими людьми могли вновь внести капельку радости в унылую, уставную жизнь арестантов.

Для Никки в принципе каждое свидание имело, не побоюсь это слова, судьбоносное значение, но эта встреча… Эта встреча ощущалась как предвестие чего-то парадоксально-нового, как будто даже звезды выстроились в особую конфигурацию специально для этого момента.

– Я поспорила сама с собой, придешь ты еще раз или нет. Я выиграла, – улыбнулась Никки.

– Искра попала в беду. Я решила, что ты, как ее лучшая подруга, должна знать об этом, – ответила Диана. Она держалась холодно, как-то строго официально, как начальник на совещании. В действительности же она просто готовилась к атаке Никки. Ведь расстались они в последний раз далеко не друзьями. Никки строго-настрого запретила Диане приходить к ней. Сейчас же Дилэйн вела себя так, словно все это время она только и делала, что ждала Диану и даже будто бы обиделась немножечко за то, что та так долго не шла к ней.

– И я знаю. Ее обокрали. Калли приходила вчера и доложила обо всем.

– Что у тебя нового? – уже снисходительнее сказала Диана.

– Сегодня моя подруга чуть не убила раздатчицу за то, что та положила ей мало гороха.

– У тебя появилась здесь подруга? – ухмыльнулась Диана.

– Да. Дельта Джоли. Славная девчонка. Правда, она грохнула всю свою приемную семью, сбежала с парнем. Потом и его грохнула… Но зато она угощает меня контрабандными мармеладками. За это я готова ноги ее мыть да воду эту пить. – Никки было очень приятно видеть, как Диана улыбается, слушая ее. Из-за этого она еще больше оживилась. Ей теперь хотелось болтать с ней часы напролет: – А еще я помирилась с Кармэл… с мамой. Но лучше бы я этого не делала.

– Почему же?

– Когда мы с ней ненавидели друг друга, мне не так сильно хотелось на волю. А теперь все с точностью да наоборот. Все мысли мои о том, как бы вернуться домой. Как я хочу быть рядом с мамой… Но не могу. И никогда уже не смогу. Хорошо хоть ты не сдаешься.

– В смысле?..

– Ты никогда не простишь меня. И это последняя причина, из-за которой мне воля не мила. В тюрьме я как будто под защитой от этого гнета.

– Правильно ли я понимаю тебя: ты бы хотела оставить все как есть?

– Нет, конечно, я мечтала, чтоб ты меня простила. И, по-моему, я не раз извинилась, а если я что-то путаю, то прошу прощения сейчас. Вот только что это изменит? Ничего! Ты так и будешь ходить ко мне, с наслаждением смотреть на то, во что я превращаюсь в этих стенах, и думать: «Так тебе и надо. Дальше – больше!»

– Никки… прости, но мне придется усугубить твое пребывание здесь.

– Что?!

– Я тебя простила.

– Как это?! Ты не можешь! – Никки не на шутку перепугалась, резко оттолкнулась ногами и отодвинула свой стул, чтоб хоть на несколько дюймов отдалиться от Дианы. – Диана Брандт так не может!

Диана же сохраняла железное спокойствие.

– Я простила тебя, – повторила она громко. – Не потому, что ты попросила прощения, нет. Мне все еще кажется, что ты не осознала глубину своей вины… Я простила тебя ради себя. Ради того, чтобы освободиться от этой тяжести. Ты… ты знала меня как облупленную. Знала, где больнее всего. И ударила. Нарочно. Я это не забуду. Никогда. Но я больше не позволю этому давить на