Когда разум против тела. О самых загадочных неврологических расстройствах, когда-либо поражавших человеческое тело - Сюзанна О'Салливан

Фильтрация, контроль позы и движений – все это меняется благодаря вниманию, которое мы им уделяем. Изо дня в день мы не задумываемся о том, как чувствуют себя наши ноги, как они двигаются или располагаются. Знание того, что у нее сместился диск, дало Таре повод беспокоиться о своей левой ноге, поэтому женщина начала обращать на нее слишком много внимания. Как только это произошло, она стала замечать каждое покалывание и боль, которые мозг обычно игнорировал. Это вызвало беспокойство, которое заставило Тару еще внимательнее относиться к левой ноге. Она мало что знала об анатомии позвоночника, но испугалась, что диск может сместиться еще сильнее, поэтому обратила пристальное внимание на другие части тела в поисках доказательств того, что это происходит, и начала замечать странные ощущения в ногах.

Затем оказалась затронута ее способность двигаться. Мы воспринимаем сложную мышечную активность, например ходьбу, как должное, потому что делаем это автоматически. Тысячелетия эволюции привели к тому, что здоровый младенец учится стоять и ходить естественным образом, а взрослые забывают, какой это сложный процесс. Проще запрограммировать компьютер на победу над гроссмейстером, чем создать машину, которая идеально скопирует человеческую походку. Потеря автоматического характера ходьбы и бессознательного контроля над ней делает процесс менее эффективным. Например, я могла бы без труда пройти по узкому бордюру тротуара, но попросите меня сделать то же самое на большой высоте – и я настолько сконцентрировалась бы на равновесии и своих движениях, что упала бы. Размышления о движениях влияют на их качество. Беспокойство Тары о том, что смещенный диск повлияет на ее ноги, заставляло женщину уделять все больше и больше внимания своим движениям, пока они не начали казаться неестественно неловкими. Повышенная бдительность нарушила естественность походки. Сложные двигательные навыки хранятся в нашей моторной памяти (мышечной памяти), чтобы мы могли использовать их не задумываясь, например, при езде на велосипеде. Но разучиться ездить на велосипеде можно, как и потерять некоторые из этих воспоминаний.

Чем дольше я разговаривала с Тарой, тем яснее понимала, как образовался порочный круг. На ее здоровье повлияло много причин. Боль изменила ее походку, но что еще хуже – женщина стала иначе думать о своем теле. Это сделало ее пассивной, что негативно влияло на мышцы. Впервые столкнувшись с серьезной болезнью, Тара испугалась. Узнав, что у нее сместился диск, она пережила огромное потрясение. Это заставило ее чувствовать себя так, словно она стареет. Ее мать страдала артритом и десятилетиями испытывала постоянную боль. Тара опасалась, что ее состояние было началом подобного упадка. Когда кто-то назвал смещенный диск «нестабильным», в голове Тары сложился яркий визуальный образ. Во время ходьбы перед ее мысленным взором вставала картина того, как диск еще больше смещается. Она видела свой спинной мозг, сжатый и сморщенный. История Тары, рассказанная ею самой, началась с защемления нерва, а затем на нее повлияли болезнь матери и то, что, по мнению Тары, она знала об анатомии. И эта история была столь же убедительной, как рассказы о гриси сикнис или страх перед урановым рудником. Пациентка представляла, как диск медленно приближается к ее спинному мозгу, а физиологические трюки и сбои в работе мозга сделали все остальное.

Я объяснила Таре диагноз, сказав, что из-за боли она стала сверхчувствительной к ощущениям и движениям и при этом буквально переучила свой мозг, так что больше не могла нормально двигаться. Я также рассказала, что болезнь можно обернуть вспять. Пациентку можно было снова научить нормально ходить и даже заниматься спортом. Она посмотрела на меня с сомнением. Я пока решила не упоминать, что лечением будет интенсивная физиотерапия, чтобы не встать в один ряд с предыдущими врачами, которые, по мнению Тары, подвели ее.

– Это диск, других вариантов нет, – возразила она.

Конечно, она была права. Диск сыграл ключевую роль в развитии ее проблемы со здоровьем, но не потому, что давил на спинной мозг. Он запустил цикл восприятия и реакции, и без этого ничего бы не произошло. В самом широком смысле слова ее болезнь действительно имела психологическую причину. Другими словами, когнитивные процессы, которые относятся к разуму, в частности внимание и восприятие, были неотъемлемой частью развития проблемы. Беспокойство также сыграло важную роль, потому что направило внимание на ноги. Однако заболевание Тары не было психологическим в уничижительном или редукционистском, неверном понимании этого термина. Для многих людей слово «психологический» подразумевает наличие значительных социальных стрессоров, психической неустойчивости или психического заболевания. Это не соответствовало опыту Тары, поэтому она отвергла первоначальный диагноз. Ей необходимо было понять, что неспособность ходить возникла из-за физиологических изменений в мозге, а не из-за какой-то эфирной формы разума, о которой писали в «Википедии».

Нельзя называть деформированное сердце Карин органической патологией, а неподвижные ноги Тары – неорганической. Существует проблема с концептуальным осмыслением всех этих медицинских расстройств. Ссылаясь на гриси сикнис, синдром отстраненности и красногорскую сонную болезнь как на воплощение тревог, следование культурным шаблонам или язык страдания, я знаю, что рискую быть превратно понятой; это, в свою очередь, поспособствует тому, что они попадут в туманную категорию «ненастоящих болезней», которая приводит к идее Декарта о нефизической природе разума, тогда как на самом деле я имею в виду прямо противоположное. Они так же реальны, как и любое другое медицинское расстройство, они возникают из-за ошибок в когнитивных процессах, которые влекут за собой соответствующие физиологические изменения.

Столь же тревожная экстраполяция идеи о том, что органическое реально, а неорганическое нереально, – это утверждение, что неорганическое, следовательно, должно быть менее серьезным и доставлять меньше страданий. Распространенный аргумент людей, которым трудно принять диагноз «психосоматическое расстройство», состоит в том, что симптомы кажутся слишком серьезными, чтобы их можно было считать «психологическими». Но нет никакой корреляции между тяжестью или хроническим характером проблемы со здоровьем и типом заболевания. У человека с рассеянным склерозом может почти не наблюдаться никаких симптомов, а пациент с функциональным неврологическим расстройством может быть прикован к постели. Диссоциативные приступы обычно длятся дольше, случаются чаще и чаще требуют госпитализации, чем припадки, возникающие при эпилепсии. Слова «психосоматический» и «функциональный» не подразумевают менее тяжелого или причиняющего меньше страданий состояния – отнюдь нет.

Во время разговора с Тарой о причине ее паралича она сказала:

– Разве я могла так поступить с собой? Конечно, будь проблема психологической, я бы уже вышла из этого состояния.

Конечно, ее проблема не была умышленно вызвана самой пациенткой. Тара