Когда разум против тела. О самых загадочных неврологических расстройствах, когда-либо поражавших человеческое тело - Сюзанна О'Салливан

при принятии каких-либо окончательных решений и соглашаясь с тем, что причина симптомов неизвестна, авторы также отметили: «Сейчас было бы неблагоразумно исключать любые потенциальные направленные или ненаправленные источники энергии». Далее они порассуждали о том, какими способами звуковое оружие могло вызвать симптомы, и, признавая, что публикация служит лишь описанием опыта жертв, также заявили, что клинические проявления очень похожи на симптомы при «черепно-мозговой травме после воздействия взрыва или удара тупым предметом». Статью опубликовали через два года после вспышки, после того как спецслужбы так и не нашли никаких доказательств в поддержку энергетического оружия. Диагноз «травма от взрыва» требует, чтобы человек находился вблизи взрыва. Однако даже тот факт, что не было доказательств наличия такого воздействия, не породил сомнения, что именно это вызвало симптомы у жертв.

Когда-то каждому слову врачей верили. То было время, когда к ним всегда относились с уважением. Теперь это не так, но не следует думать, что врачи потеряли всю свою власть.

В рамках своих специальностей отдельные опытные врачи и небольшие их группы могут влиять на весь ход мысли и исследований в той или иной области знаний. Потенциально они могут делать это в течение всей трудовой жизни. Люди воплощают собой классификации, а классификации создаются врачами. Врач-исследователь может заложить систему убеждений, которой затем будут придерживаться целые поколения врачей, поскольку исследования, как правило, идут по пути, проложенному наиболее влиятельными фигурами в данной конкретной области. Врач может влиять на общественные представления о здоровье и болезнях и даже порождать тенденции в сфере здравоохранения среди всего населения.

После того как я написала первую книгу о психосоматических расстройствах, читатели начали обращаться ко мне со своими проблемами. Найдя что-то похожее на собственный случай в рассказах моих пациентов, они надеялись, что я поставлю им официальный диагноз. Часто их рассказы, на мой взгляд, никоим образом не соответствовали функциональному неврологическому расстройству, как я его описала. Читатели отождествляли себя с чем-то в моем описании, но затем добавили к этому свой личный элемент. Я поняла, что «создаю новых людей», как мог бы выразиться Хакинг. Когда у людей возникают проблемы со здоровьем, которых они не понимают, они ищут объяснение в своем окружении – объяснение, как правило, заставляет людей чувствовать себя лучше. Ответы можно получить из телевизионных программ, социальных сетей, газет, от соседей и из книг. Врачи – еще один источник ответов. Многие диагнозы субъективны, поскольку основаны на совокупности типичных симптомов, а не на одном диагностическом тесте. Это означает, что врач может диагностировать больше – или меньше – случаев в зависимости от того, насколько слабо он соблюдает правила классификации.

Отдельные врачи имеют право ставить новые медицинские диагнозы и влиять на течение и лечение болезни. Это беспокоит меня, когда речь идет о моей собственной работе. Это беспокоит меня в ситуации с доктором Олссен и детьми с синдромом отстраненности. Иногда семьи, ищущие убежища в Швеции, обращаются непосредственно к ней, если чувствуют, что их дети становятся замкнутыми. Они обходят традиционные медицинские маршруты и обычные линии социальной поддержки, что потенциально ставит детей на путь синдрома отстраненности, как только подобный контакт устанавливается. Доктор Олссен уверена, что единственное лекарство от синдрома отстраненности – положительное решение о предоставлении убежища. Она неизбежно донесет эту идею до детей и их семей, даже если не хочет того. Я не раз слышала, как она говорила это в присутствии Хелан и Нолы. В результате вполне возможно, что по крайней мере некоторые из детей могут воплотить ее ожидания.

Я боюсь, что предположение о нападении и авторитет медицинских специалистов могли повлиять на траекторию развития гаванского синдрома. Пострадавших дипломатов очень быстро направили к специалисту по травмам от взрыва доктору Хофферу, как будто нападение уже было доказанным фактом. Затем их отправили к специалисту по сотрясению мозга доктору Смиту. Врачи использовали обратный подход: изначально приняв версию об атаке с применением энергетического оружия, они попытались объяснить симптомы через эту призму. Специалист по травмам от взрыва сказал людям, что у них была травма от взрыва, но без самого взрыва. Специалист по сотрясению мозга добавил, что у них еще и сотрясение мозга, но без сотрясения. Снимки мозга тщательно изучили в поисках малейшего доказательства, которое подтвердило бы эти странные противоречивые диагнозы. И нашли слабое «доказательство».

Научные статьи и публичные заявления обеих медицинских команд балансировали на тонкой грани между признанием того, что исследователи не нашли доказательств заболевания мозга, и намеками на то, что атака – наиболее вероятный вариант и что доказательства появятся со временем. В одном из интервью доктор Хоффер сказал: «Факты свидетельствуют о том, что они были мишенью, хотя мы не можем доказать этого… Причиной вполне может быть травма мозга, мы просто этого не знаем».

Гаванский синдром вызвал мощную социально-политическую реакцию. Много людей было вовлечено в эту историю, в том числе сотрудники посольства США, политики и врачи. Временами казалось, что доктор Хоффер не может скрыть волнения, ведь он является ключевым игроком в раскрытии дела о международном шпионаже. В интервью он ярко описал тот момент, когда его вызвали для консультации; зазвонил телефон, он поднял трубку, и кто-то на другом конце провода сказал: «Доктор Хоффер, это Государственный департамент, у нас проблема». Должно быть, это напоминало начало фильма «Миссия невыполнима», и, думаю, это тоже имеет отношение к дальнейшему развитию ситуации. Можно сказать, что врачей охватила волна массовой истерии, как и любого из заболевших людей.

Сотрудники посольства США попали в паутину могущественных сил. Врачи сказали, что у больных черепно-мозговая травма, и почти приказали каждому мысленно просканировать тело в поисках симптомов. По мере того как росло беспокойство, им советовали обратиться за медицинской помощью, даже если они чувствовали себя совершенно нормально. Здоровых людей попросили активно вычленять телесные изменения из белого шума и советовали им быть настороже. Сотрудники посольства на самом высоком уровне проинструктировали персонал быть бдительным, прятаться за бетонными стенами, обращать внимание на свое самочувствие. Госсекретарь США вызвал десятки сотрудников обратно в Штаты для проверки, и американские политики, которые возражали, когда посольство на Кубе вновь открылось, ухватились за предполагаемые нападения, чтобы доказать, что они были правы с самого начала. Марко Рубио назвал нападение «задокументированным фактом», даже после того, как ФБР заявило, что не нашло тому никаких доказательств. Высокопоставленные политики и врачи с репутацией, которую нужно защищать, сделали несколько очень определенных заявлений в прессе. Я не могу себе представить, как трудно было сопротивляться развитию симптомов в такой обстановке и как трудно было