Сила обстоятельств - Виктор Павлович Точинов

За дни моей болезни погода не улучшилась – та же серая и слякотная осень с регулярными дождями. Лошаденка выдирала копыта из дорожной грязи с мерзким чавкающим звуком. Редкие дождевые капли постукивали по бочкам и по войлочным колпакам вилланов. Нахохлившиеся вороны на ветвях придорожных деревьев ни летать, ни каркать не желали.

До Сент-Женевьев было недалеко, лиги четыре или четыре с половиной, и примерно на половине пути случилось кое-что примечательное… Навстречу нам ехал верхом паренек лет четырнадцати на вид – судя по одежде, происходил он не из не вилланов, а из небогатых жителей предместья. Без седла ехал, вообще без какой-либо упряжи: держался за гриву лошаденки, та бодро шлепала по обочине, чуть в стороне от болотистой колеи.

Мы поравнялись – и юноша уставился на меня с безграничным изумлением, словно узрел Девственную Мать во плоти, решившую зачем-то прокатиться проселочной дорогой, восседая не на Святой Колеснице, а на телеге с грудой пустых бочек.

Затем он перевел взгляд с моего лица на то, что торчало у меня над левым плечом. Надо заметить, что без Фламмбланша я чувствовал себя неуютно. Привык за тридцать лет к фламбергу, сроднился. И выпросил у Черного Дидье большой двуручный меч-клеймор. Не очень-то равноценная замена: без множества заклятий, изменивших его природу и связавших с владельцем, – оружие, полученное от мрана, было самым обычным мечом. Но если не очень приглядываться, то со стороны могло показаться, что я во всеоружии и в прежней боевой форме…

Юному обитателю предместья, очевидно, именно так и показалось.

В следующее мгновенье его мосластая кляча уже неслась обратно к городу, подгоняемая гиканьем и ударами каблуков в тощие ребристые бока. Для кого-то мое появление сюрпризом теперь не станет… Интересно, для кого?

* * *

Разумеется, никто меня к мессиру Гидо сюр Вер-Эшуи, видаму замка Сен-Женевьев-де-Луайр, не допустил. Разного мы полета птицы, что уж скрывать. Я всего лишь записался в очередь на прием в замковую канцелярию, где спустя пару недель (если все пройдет удачно, без задержек) смогу изложить свою проблему младшему писцу, – и жалоба, если будет признана того достойной, начнет свой неторопливый путь по инстанциям.

Но я и не рассчитывал получить помощь, – всего лишь хотел показать, что жив, здоров, вооружен и не намерен уносить ноги в южные края, пока не верну свое… Кому собирался это продемонстрировать? Сам не знаю… Вернее, не знал до того момента, как вышел из низкого приземистого здания канцелярии на брусчатку замкового двора. Вышел – и почувствовал крайне внимательный взгляд, прикованный ко мне.

Смотрели откуда-то сзади и сверху. Я удержался от немедленного желания отыскать нужное окно, пошагал по двору в сторону кордегардии, и лишь в ее дверях вполне замотивировано повернулся вполоборота, скользнув рассеянным взглядом по стене, высившейся за спиной.

…Наблюдали за мной с крайней осторожностью. Обычный человек не заметил бы троицу соглядатаев, даже если бы точно знал, откуда за ним следят, – все трое не то что не высовывались из окна, но держались в стороне от него, в глубине комнаты.

Двое оказались мне знакомы: спесивый индюк Ла-Мар, швырнувший мне под ноги мешочек с золотом, а рядом с ним староста, чье имя я не знал, но внешность помнил хорошо, – тот самый, низкий и клочкобородый, что подал сигнал к атаке.

Третий остался неопознанным – так укутался в плащ и так низко опустил капюшон, что мое изощренное зрение спасовало. Я даже не понял, женщина там таится или невысокий мужчина.

Любопытно… Если эта парочка и раньше действовала в сговоре, то кое-что проясняется. Вилланы, планируя свою авантюру, точно знали, что золото я получу в лесу, а не позже в замке. Но вопросов все равно больше, чем ответов.

В кордегардии я отдал костяную бляху, получил взамен клеймор, скрамасакс и кинжал – все при гарды обвивала бечевка, не позволявшая выдернуть оружие из ножен, не нарушив сирдеспановую печать. В городе боевые клинки полагалось носить именно таким образом (тем, кто имел на то право, разумеется), но расхаживать по замку с оружием не могли даже члены Гильдии наемников.

Выходя, я вновь мазнул как бы случайным взглядом по той же стене: Ла-Мар и староста оставались на месте, а вот незнакомец в плаще куда-то подевался… Или незнакомка… Если позже выяснится, что под плащом скрывалась деревенская колдунья, чуть меня не угробившая, – не удивлюсь.

Дальнейший мой лежал в предместье, в трактир «Три орла». Пару раз я аккуратно оглянулся – не мелькнет ли позади закутанная в плащ фигура? – но никого не заметил в легком осеннем тумане, клубящемся на улочках.

* * *

Над стойкой в «Трех орлах» красовался акенийский герб с двумя одноименными геральдическими птицами, третий же «орел» таковым не был – его изображало чучело канюка, облезшее, потерявшее половину перьев.

В остальном заведение мало чем отличалось от множества трактиров, где мне приходилось на своем веку жить, столоваться, выпивать, играть в карты и кости, куролесить и драться. Полумрак – на освещении экономили, а слюдяные оконца пропускали мало света. Низкий закопченный потолок. Пол усыпали опилки – пропитанные разлитым пивом, засохшими плевками, блевотиной и оттого спрессовавшиеся в монолитную массу. Бурда, без всякого на то права именующаяся вином и не пойми чем разбавленная. Зато пиво умеренной паршивости, а фирменное блюдо – жареные на сале свиные рульки – так и вовсе съедобно. Из развлечений – ежевечерние драки и выдающихся размеров грудь и зад служанки Зильды, от постоянных щипков задубевшие, ставшие твердыми, как черепаший панцирь.

Я бывал здесь нередко, водил знакомство со многими завсегдатаями, – и задуманное прошло как по маслу. Достаточно оказалось выставить пару кувшинов пива, затем еще пару, а затем аккуратными репликами направлять беседу в нужное русло, слушать и мотать на ус.

Через час с небольшим я знал, что старосту с неопрятной клочковатой бородой зовут Жан Терье, что характер у него далеко не ангельский, и связываться с ним себе дороже, – в придачу к гнусному характеру судьба послала Жану шестерых здоровяков-сыновей, каждый на две головы выше папаши, и в плечах широченные, и кулаки как арбузы, – но по части сображения все шестеро слабоваты, живут отцовским умом и полностью покорны его воле. И с теми, кто имеет неосторожность ссориться с Жаном Терье, порой случаются всякие нехорошие вещи. Например, минувшим летом кривой мельник Сорвиль, заартачившийся и не желавший продать старосте приглянувшуюся корову, возвращался как-то