Дом бурь - Йен Р. Маклауд

в любом другом месте, но знал, что скоро настанет время идти дальше. Он попытался встать и уйти прочь от умирающего костра. Его шатало от голода, усталости, болезни и нехватки сна. Он поверил Владычице жуков, когда та говорила о Мэрион Прайс с той же интонацией, с какой повествовала об утраченном мифическом прошлом, другом Айнфеле и армии оборванцев во главе с Белозлатой.

Он ковылял среди мертвых деревьев и распростертых тел все еще спящих. Последователи превратились в своего рода процессию, приют для неопределенного числа людей, чья степень безумия варьировала. День ото дня их ряды росли. Становилось все больше солдат, и с ними появились знакомые утренние ритуалы и омовения: бренчало оружие и доспехи; скрежетали лопаты; кто-то шумно чесал голову; кто-то сквернословил и харкал. Дезертиры с Востока и Запада объединились так легко, словно всегда были частями целого, и Ральф гадал, узнал ли его кто-нибудь, – впрочем, без униформы, с истощенным и бородатым лицом это было маловероятно.

– Ральф Мейнелл?

Он остановился, обернулся. Человек, сидевший на корточках, выглядел не гражданским и не военным. Он был в фуражке и свободном сером пальто, его ботинки – точнее, их останки – лежали рядом с босыми ногами. Незнакомец с унылым видом разминал покрытые волдырями, обмороженные пальцы. Как ни странно, именно эти пальцы ног с характерным изгибом, а не что-либо другое в ее внешности заставило Ральфа Мейнелла осознать, кого он видит перед собой. Как ни крути, Владычица жуков оказалась права. Ибо где еще, как не здесь, среди последователей, он мог повстречать Мэрион Прайс?

X

Электричество отключилось задолго до рассвета, и в штаб-квартире Первой и Второй восточных армий, над которыми Элис за считаные сменницы различными способами обрела почти полный контроль, – в прекрасном реквизированном доме, выражающем смесь стилей и эпох, – царил пронизывающий холод. Заклинания, которыми когда-то укрепили изобильную лепнину на экстравагантных потолках, переставали действовать одно за другим. Каждую ночь раздавался грохот, напоминающий пальбу из пушки, когда падал очередной фрагмент. Та мебель, что еще осталась в опустевших комнатах, была кривой и ненадежной. Трубы пришли в негодность, их пришлось заменить шлангами, ведрами и водозаборными колонками. Ковры хлюпали под ногами. Шелковые обои отслаивались от стен. Во время предыдущих визитов на фронт Элис всегда осознавала серый и мрачный военный быт, но впервые столкнулась с ним так близко.

Выбравшись из походной койки, приютившейся в клочковатой тени огромной кровати под красным балдахином, слишком сырой, чтобы на ней можно было спать, Элис поморщилась и подождала, пока минует приступ головокружения. В ушах свистело. Тропические лианы серой плесени взбирались по стенам, осваивая каждую щель в камне, дереве и штукатурке. Элис взлохмаченным сгустком полумрака побрела по остаткам ковров. Ее саквояж дрогнул, просел и открылся. Многие баночки были засунуты в те места, куда помещались с трудом; вокруг криво завернутых крышечек образовалась корка. Страницы из блокнота и вложенные в него вырезки рассыпались по темному дну вместилища, будто опавшие листья, вестники ее персональной осени. Элис пообещала себе, что однажды наведет порядок в саквояже. Но, по правде говоря, ей стал нравиться этот разнузданный, дребезжащий и пахнущий пудрой хаос. Это был целый мир, принадлежащий ей, и все в нем вертелось вокруг расположенной в центре звезды – маленького сосуда с эфиром, который засиял с небывалой яркостью, когда Элис его достала. Шипящий свист в ушах тоже усилился. Это чувство, эта песня эфира наполнила ее. Почти с сожалением она поставила склянку на туалетный столик, потом стала копошиться в поисках других принадлежностей и порошков, которыми собиралась наполнить маленькую реторту. Она чиркнула спичкой и зажгла спиртовку; пламя на фоне ослепительного сияния эфира казалось трепещущим лоскутком тьмы. Подняла лакированную крышку безмолвного патефона и поставила иглу в середину пластинки, уперлась в нее кончиками пальцев и стала вращать. Раздался тихий рев. Элис крутанула пластинку в другую сторону. Смутные, невнятные голоса, продолжение песни…

Через час командующая вельграндмистрис Элис Мейнелл шла по промозглому коридору. Войдя в зал для совещаний, она подумала, что у военного образа жизни имеются некоторые преимущества. Например, откровенная близость смерти; непоколебимая уверенность в том, что некоторым людям приходится идти на жертвы. Убивать было во многом проще, чем сохранять в живых. Она выслушивала утомительные доклады командиров дивизий или их заместителей, читала распечатки и изучала сухое содержимое числобусов. Подносила к губам чашку с омерзительным кофе.

«Серьги-то разные…»

«Непричесанная…»

«Почему она опять спрашивает о том, что мы рассказали вчера?..»

«Надо же, как дрожат ее руки в перчатках…»

Всего лишь обрывки мыслей этих кисло пахнущих мужчин, прорвавшиеся через заслоны самоконтроля, пока те разворачивали карты и обсуждали детали расположения огневых точек, – с какой стати такое должно было волновать Элис до той поры, пока ее боялись? Позже она отправилась осматривать войска в двух парах перчаток, шляпе и завернувшись в плед; автомобиль трясло из-за ухабов и воронок от мин, и тряска причиняла боль. Жаль, что титул вельграндмистрис не превратился в речовку с той же легкостью, что имя той береговушки, которая недавно поступила как умница – исчезла, и тем самым неудобный вопрос относительно реального прототипа легенды решился сам собой. Конечно, это был еще не тот мир с безмятежно светящимися телефонными линиями и бескрайними полями гореслада, который всегда воображала Элис. Но она считала Англию неоконченным проектом. Скоро все должно было измениться.

Машина уныло ползла по грязным, полузамерзшим дорогам, где велись хаотичные инженерные работы. Вельграндмистрис взбодрилась, когда они подъехали к западному рубежу обороны Востока. Здесь, где ждала своего часа тяжелая артиллерия, сидели в клетках сытые стервятники, сверкали стальные кончики снарядов и сама земля была ненадежна, Элис испытала животворное чувство новизны и опасности. И даже осмысленности – по крайней мере, того, что казалось ею в военное время. Пока гостью вели по дощатым настилам к палаткам и временным убежищам, пока она разговаривала с собравшимися мужчинами, чары эфирированной машинерии так и фонтанировали вокруг. Магия звала ее и тихонько пела.

Тем вечером в сыром доме по-прежнему не было электричества, и тени следовали за Элис по пятам, когда она, сутулясь, шла в свою комнату, где открыла саквояж и разделась в звездном свете эфирного сосуда. Сняв непохожие серьги, подвеску-слезу Джеки Брамби, тонкий серебряный браслет Шерил Кеттлторп и пуговицу с серебряным ободком с рубашки, которая была на Томе в ночь его смерти, она открыла склянку и нанесла немного эфира на запястье, где была Отметина. А потом на другое, на ладони и шею, на кончик языка и за уши, еще и