Дом бурь - Йен Р. Маклауд

утраты и нужды. Мэрион взяла кочергу и разнесла в щепки запертую конторку в углу. Выдвижные ящики были забиты документами, которые бросили вместе с домом. Это доказывает, мрачно подумала Мэрион, просматривая отсортированные по алфавиту папки, что ни здесь, ни в западных больницах никто ничего не читал… Да, кое-какие имена казались знакомыми. «Мэрион Прайс». Она вытащила бланк, узнала каракули Нелл Паттисон, однако остальная часть документа была заполнена чьим-то более ровным почерком. В графе «мальчик» поставили галочку. Сейчас ему было бы восемнадцать. Почти мужчина. На какой улице? Мэрион терялась в догадках. В каком доме? Школе? Что у него за жизнь? Кого он любит? Чего боится? В чем находит утешение? На что надеется? К какой гильдии принадлежит? Почерк казался мужским. Сайлус как-его-там. Она вгляделась в замысловатую подпись. Беллингем? Беллингтон? Хеллингсон? Адрес нашелся в отдельной графе, записанный гораздо разборчивее. И все-таки Мэрион долго не могла поверить, что все верно прочитала.

Айнфель.

VII

И собрались они вокруг костра поясами укреплений, обрамляющими холод. Обратили к пламени свои лица и не-лица, глаза и не-глаза. Раненые и уцелевшие, но такие непохожие друг на друга. Ушами слушали песню те, у кого таковые имелись, а остальные – любым доступным способом. Владычица жуков пела, раскачиваясь из стороны в сторону. Владычица жуков плакала и била себя кулаками в грудь.

– Разве вы не слышите? – сказала она, и в воздухе перед нею возникли некие очертания. – Разве вы не чувствуете?..

«Уже близко!» – согласились остальные, и возгласы одобрения перелетали из уст в уста, а мертвые деревья за спиной, во тьме, и густеющий ночезатвор вздыхали и экстатически колыхались.

И шли они в заупокойном мраке. Когда свет окутывал их саваном, останавливались, прятались, зарывались под землю. День за днем, миг за мигом, все дальше и дальше сквозь бесконечную, неизменно переменчивую зиму. Ползли, еле переставляя ноги в грязи и снегу, следовали – как и положено последователям.

– Прислушайтесь… разве вы не слышите песню деревьев? Прислушайтесь! Это красивейшее место взывает к нам. Оно превосходит даже Айнфель. Только представьте себе… представьте лето своей мечты. Забудьте про жизнь. Нет, нет… прислушайтесь, ну прислушайтесь же! Грезы! Вообразите…

Поднялся ветер и потревожил снег, белыми всплесками поднимая его с черной земли, и засеребрились снежинки, словно унося частицы пламени в чернейшие небеса.

– Вообразите аромат травы и красное сияние плодов. Ветер и воду, свет и воздух, чередование теней и медовых лучей солнца, которые словно подмаренником устилают пол прохладных коридоров. Прислушайтесь. Представьте себе…

Здесь словами уже нельзя было выразить то, что она хотела сказать, и тепло костра, струившееся в лицо, и холод, подпиравший спину, и голова сидящего рядом с нею, похожая на скопление сухих и утративших аромат цветов, – все вспыхнуло и выразило истинную славу песни. О, как танцевал снег, как он смеялся и какие выкидывал коленца! Через садовые арки, вперед и вперед, будто сквозь темный туннель, к месту, которое они всегда знали. Ральф встрепенулся, тихонько рассмеялся, когда нахлынул теплый ликующий свет и упоительный ветерок всколыхнул снег. Да-да, прислушайтесь! Он поднял голову; хрипя, охая и содрогаясь, влился в песню.

Последователи собрались вокруг Херефорда, как обычно, привлеченные запахами битвы, пусть поле боя и выглядело красивым из-за снега. Нет, не террористы и не партизаны, не борцы за свободу, не восточники и не западники, бормотала Владычица жуков, пока тащила и толкала его мимо утопающих в снегу саперных флажков к руинам, где ждали другие, одетые почти так же безумно, как она. Не чокнутые, не вменяемые, не здравомыслящие и не заблудшие, ведь любое подобное деление просто дурь и чушь. Они были не то, не другое и не третье, ибо они были последователями, плодом битвы, а роль последователей – как бы они ни бормотали и стонали в ответ на призывы этой, по сути, крошечной и вздорной женщины – заключалась в том, чтобы за кем-то следовать.

Ральф прикинул во время первого же заката, пока они брели прочь от того, что он, судя по всему, уже не мог называть своей армией, что путь их лежит примерно на юго-запад. Снегопад усилился, сугробы росли, у него онемели лицо и конечности. Задыхаясь, почти захлебываясь в очередной приливной волне белизны, он почувствовал, как его вытаскивают наружу грубые, нетерпеливые руки Владычицы жуков.

– Эге-гей, мастер Мейнелл. Уж кто-кто, но вы сдаться не можете…

Пение, хорал – все замерло вместе с огнем. В темноте зазвучал хор из храпа и кряхтения, неимоверно банальный после всех вечерних воплей и стонов. Сколько дней прошло? Ральф сбился со счета, и этот нырок в беспамятство был почти намеренным. Еще он совершенно не понимал, кем следует мнить себя – заложником, узником, дезертиром, военнопленным? В конце концов, о чем нередко бормотала Владычица жуков, помимо прочих вещей, которые сочла нужным сообщить своей банде оборванцев, такие различия обернулись полной ерундой. Они последователи, и только. И день за днем, ночь за ночью, миля за милей их становилось все больше. Среди них были не только уставшие воевать солдаты Запада и Востока, которых Владычица жуков каким-то образом убедила организовать ту засаду, но и множество гражданских, если таковые и впрямь существовали во время войны – мужчин, женщин, детей… и других существ. Неподалеку сидел стервятник, обхватив волосатые ноги лапами с когтями, как у муравьеда; физиономия у него была невозмутимая, даром что из пасти мастиффа текли слюни. Рядом спал злопс, у которого один бок покрылся блестящей коростой, обгорев в каком-то взрыве, но сам он был спокойнее щенка и явно не чувствовал боли. Ральф предположил, что обоим при создании неправильно вложили приказ убивать или он каким-то образом стерся в бою. А еще нечто из лепестков… Ральф закашлялся и вытер рот. Его лихорадочные галлюцинации становились гораздо убедительнее окружающей реальности – если, конечно, это и впрямь была реальность.

– Вот вы где… – тоном светской беседы проговорила Владычица жуков, присаживаясь на корточки рядом с ним. Ральф понятия не имел, где она раздобыла личинки светлячков в такое время года, но от нее определенно исходило свечение. Может, она просто украсила себя тлеющими угольками из костра. – Мы уже недалеко, да?

– Вы действительно надеетесь, что мы доберемся до Инверкомба?

– Ах, но я бывала там много раз. Так же как и вы, мастер Мейнелл. Почему, по-вашему, у нас так много общего?

Если приглядеться – или закрыть глаза, что было намного проще, – Ральф иной раз мог вообразить, что видит чопорную женщину, с которой однажды ужинал в Инверкомбе, а