Дом бурь - Йен Р. Маклауд

Весь день Мэрион сражалась в гильдейских чертогах Бристоля. Она давно знала вельмастера Чейни как человека, а не персонажа с плакатов, и к тому же человека, который слишком сильно состарился, чтобы и дальше нести бремя принятия ежедневных решений относительно ведения войны; теперь он мог ей предложить лишь сочувствие и чашку чая дрожащей рукой. Даже у одного из братьев Пайк, хотя она была одной из немногих, кто знал об этом, случился нервный срыв. Мэрион начинала верить, что выживали и преуспевали только те власть имущие, у кого была самая зыбкая связь с реальностью. И разве могло быть иначе с такой реальностью, какая им всем выпала?

Вельмастера, с которыми она общалась, по поводу Херефорда были столь же уклончивы, как и газеты. Возможно, они и впрямь ничего не знали сверх газетных заметок. Но Мэрион теперь все понимала. Не то чтобы она призывала к капитуляции, однако было крайне важно эвакуировать несколько госпиталей в окрестностях Росса и Монмута немедленно и упорядоченным образом. Иначе обреченных пациентов будут запихивать как попало в трясущиеся вагоны с отступающими солдатами и гражданскими, и вся медицинская инфраструктура, которую она с таким трудом выстраивала, рухнет. В невероятно роскошных залах ее выслушали спокойно и сочувственно, предложили кофе со сливками и липким коричневым сахаром, какого теперь было не сыскать, и она слишком устала и проголодалась, чтобы отказаться. Снаружи крупные хлопья снега касались окон нежными пальцами. Первый в этом году снегопад, ранний, верный признак наступления зимы – и того, что ужасная война продолжится, ничто ей не воспрепятствует. Именно в этих чертогах Мэрион одержала свои самые важные победы, когда боролась с нелепой чрезмерной специализацией медицинских гильдий, но теперь она чувствовала себя беспомощной, одинокой…

– Понимаете, мистрис Прайс, если мы начнем опустошать госпитали за Херефордом – который, кстати говоря, еще удерживают с прежней отвагой, – это примут за поражение. Нашим парням будет неприятно узнать, что Мэрион Прайс закрывает свои заведения именно в тот момент, когда в них сильнее всего нужда. Конечно, мы понимаем ваш практичный подход к делу и восхищаемся им. Хотите еще печенье?

– А если я все равно отдам приказ об эвакуации госпиталей?

– Это война, мистрис Прайс. Даже с учетом того, кто вы, подобное было бы государственной изменой.

Вечером в Бристоле намечались танцы. Не то чтобы в ее честь – у Мэрион сложилось впечатление, что танцы здесь устраивают с размахом чуть ли не ежедневно, как раньше, – но ее все равно ждали, и поездов, чтобы вернуться в Сайренсестер, не было. Она чувствовала себя загнанной в ловушку, но, по крайней мере, могла увидеть Нолла, и был слабый шанс, что здесь она добьется большего, чем гоняя медиков в своей больнице.

Когда Мэрион вошла в чертоги врачебных гильдий на площади недалеко от Хорсфэр, пройдя под каменным свитком с оккультными догмами, охранники отдали ей честь, а потом пялились вслед. Она спустилась по лестнице в выложенные белой плиткой катакомбы, где запах всегда напоминал о лавке мясника. Ей, конечно, брезгливость была непозволительна, и все-таки, в отличие от Нолла в его белом халате с пятнами и желтоватой улыбкой на бледном лице, Мэрион предпочитала работать среди живых.

– Слышал, ты сегодня успела разворошить старый муравейник. – Он удостоил ее формальдегидных объятий. – Выглядишь… – Стянул резиновые перчатки. – Вынужден сказать, уставшей.

– Слышал про Херефорд?

Он прислонился к мраморной плите, закурил сигарету и пожал плечами.

– Опять трупы.

– Ты не настолько циничен.

– Приходится таким быть.

– Мы проигрываем войну.

Он выпустил струю дыма и снова пожал плечами.

– Но нет смысла сражаться в битвах, которые мы не можем выиграть. Этим летом нам следовало заговорить о мире. Погибло уже достаточно людей…

– Ты уже говорила это раньше, Мэрион. Смотри. – Он улыбнулся и махнул рукой. – Я хочу тебе кое-что показать.

Непринужденные мертвецы с посиневшими руками и ногами спали вечным сном. Пока Нолл демонстрировал Мэрион, чего добился в деле усовершенствования гильдейских знаний о работе человеческого сердца, она вспомнила, как он страдал и жаловался на всевозможные ограничения, когда они вместе работали в Бьюдли. Теперь, в этом холодном и важном месте, она видела перед собой другого Нолла, который был спокойнее и вел себя куда лучше, поскольку мог действовать по собственному усмотрению. Война пошла ему во благо. Он бы мог сказать то же самое про Мэрион Прайс. Но она всего лишь поступила так, как поступил бы любой другой разумный человек на ее месте. Она всегда считала, что целительское ремесло сводится к здравому смыслу. Имея в своем распоряжении чистое постельное белье, вымытые полы, достаточное количество бинтов и одеял, а также все стандартные гигиенические рутины, можно было рассчитывать, что значительная часть прочих вопросов решится сама собой. Она и не думала, что придется выступать перед публикой или разглагольствовать перед грандмастерами, когда те приедут в своих длинных элегантных автомобилях инспектировать мертвых и умирающих. Впрочем, никто не заставлял ее ни давать те первые интервью газетчикам, ни позировать фотографам – а позднее для первого портрета, – ни писать менторские «Аспекты ухода», недавно переизданные в восьмой раз.

Нолл всегда оставался в тени. Даже это место, несмотря на всю научную строгость, было слегка засекреченным, подземным – жилищем отшельника. Он показал ей банки, наполненные светящимися и вязкими разновидностями паразитов, которых извлекал из трупов и сохранял, наблюдая, как они росли и адаптировались поколение за поколением: слабейшие покорялись судьбе, а сильнейшие передавали свое наследие потомкам.

– Война изменила окружающую среду, – объяснил он, ставя на место банку, в которой что-то большое, белое и со множеством отростков покачивалось, как будто все еще плавало. – Так появление новых видов – лишь вопрос времени.

– Сейчас ты мне скажешь, что война – это хорошо.

– Судя по всему, она представляет собой неизбежное, необходимое состояние; катастрофу, которую мы, люди, так рвались устроить самостоятельно, раз уж нам удается в основном избегать природных катаклизмов. – Он рассмеялся. Смех был искренним, радостным. – Только подумай, чего добились гильдии за считаные годы – а ведь этих успехов при ином раскладе могло и не быть…

Нолл привел ее в свою квартиру, обставленную со вкусом, в холодном и абстрактном современном стиле. Он разделся, продолжая делиться занимавшими его мыслями и идеями. Возможно, ожидал, что Мэрион сделает то же самое, но она улыбнулась, когда он положил руку ей на плечо, и, подавив дрожь, покачала головой.

– Понимаешь, я…

– Все в порядке.

Он чмокнул ее в щеку, затем, слегка насвистывая и попыхивая сигаретой, начал надевать элегантный вечерний костюм. У