Дом бурь - Йен Р. Маклауд

Верхняя пластина вставных зубов Дениз слегка постукивала о нижнюю при разговоре. Ее улыбка становилась все более широкой и вместе с тем кривой.

– У всех нас есть свои местечки, верно? Даже хозяйкам грез нужны собственные грезы. Что касается меня, я люблю возвращаться в тот праздник Середины лета – ты помнишь какой… Я была королевой, меня украсили цветами, а ты работала в том прекрасном доме. Погода была отличная, и все парни хотели меня. А я такая – нет, нет, нет… Понимаешь, я собиралась в Бристоль, чтобы стать швеей. У тебя тоже должна быть греза, Мэрион. У всех они есть. Но получается то, что получается. Взгляни на маму. На нашего Оуэна. На папу, бедного папу… и Салли. Ну и ты сама, Мэрион Прайс. Только посмотрите, какая ты стала… – Она коротко рассмеялась, глядя в пустоту. – Незачем печалиться. Даже тот малыш…

– Какой малыш?

Она снова рассмеялась.

– Твой малыш, дурочка. Как я и говорила. Все всегда заканчивается хорошо, а не грустно.

– Мой ребенок умер, Дениз.

– Да ладно? Ты не поверишь, какие истории может узнать тот, кто проникает в чужие грезы. «Альфи» не такое уж плохое место – твои слова, да? Конечно, там отдавали детей, но всегда в хорошие семьи. Недавно у меня побывала одна богатая гильдейка. Неплохо устроилась. Думала, ее ребенок умер, как и твой. Но потом…

Мэрион присела на корточки рядом с Дениз, схватила ее за руку.

– Что потом, Дениз?

– Если внушить девушкам, что дети мертвы, это избавит всех от кучи проблем, ага? Они будут молчать. Особенно те, которые опасные, – вроде тебя, да, сестренка? Ты так ничего и не проверила, не стала совать нос в чужие дела. Все просто продолжили жить как жили.

– Но я же видела!

– Ха! Да что ты видела, м-м? Измученная и накачанная всякими зельями, ни на что не годная. Я слыхала, в «Альфи» была одна штука. Типа портновского манекена, к которому одежду цепляют, но в форме младенца. Несколько минут, коротенькое заклинание… ты же понимаешь, Мэрион, к чему я клоню?

От блаженства, подаренного иглой, Дениз все больше оседала в руках Мэрион. Прислонившись к облицованной плиткой стене, та кое-как удержала сестру в вертикальном положении, а потом подумала, не будет ли безопаснее уложить ее на пол. Но Дениз вряд ли такое бы одобрила. Мэрион посмотрела хозяйке грез в глаза.

– Я тебя ненадолго оставлю, сестренка. Ты меня понимаешь?

Дениз кивнула и выдохнула. Ее глаза закатились. Веки затрепетали.

Мэрион огляделась по сторонам. В кабинке, как и во всем туалете, было тихо, хотя люди должны были ворваться сюда, как только отзвучат торжественные речи. Подобрав юбки, она забралась на крышку бачка, обогнув тихонько похрапывающую Дениз. Оттуда было довольно далеко до окна, но имелся мозаичный выступ – переплетение волн и ракушек – на уровне, куда она как раз могла вскарабкаться. Что и было сделано ценой немалых усилий, и к тому же с трудом удалось выкинуть из головы нелепый образ: великая Мэрион Прайс найдена без сознания в туалете рядом со своей обдолбанной сестрой. Даже западным газетам, подумала она, открывая окошко, будет трудно сотворить нечто мифическое и позитивное из такого происшествия.

Места едва хватало, чтобы протиснуться наружу, и только головой вперед. К счастью – а может, и нет, – под окном во тьме виднелся переполненный мусорный бак, и Мэрион оставалось лишь пролезть. Она так и поступила, а потом плюхнулась во что-то скользкое и вонючее, быстро выбралась – или вынырнула – из бака и тяжело ударилась каблуками о брусчатку в темноте переулка.

Отдышавшись и отлепив от платья самые крупные куски гнилых овощей, Мэрион пошла на звук уличного движения. Сквозь медленно падающий снег мерцали и искрились трамвайные огни и провода, однако людей было немного, и Мэрион решила, что лишь кто-то очень внимательный смог бы заметить, что она пролезла через окно и свела близкое знакомство с мусорным контейнером. Миновав белеющие стены отреставрированного замка, она добралась до домов на Грейшот-стрит, где сквозь падающие снежинки, постепенно скапливавшиеся на перилах, мерцали во тьме ночные цветы. Ворота «Альфи» по-прежнему были на цепи, а по стене, несмотря на все ее неровности, взобраться оказалось куда сложнее, чем к окну в туалете. Мэрион спрыгнула на клумбы с желтушкой и лавандой, за которыми ее и других девушек заставляла ухаживать мистрис Паттисон, стряхнула снег и окинула взглядом дом.

Разбитых окон не было, только валялись несколько упавших с крыши кусков сланца. Какая нелепость, что это место заброшено, – здесь можно было бы размесить немало столь важных коек. Входная дверь была заперта, но Мэрион вспомнила заклинание, которое выучила, украдкой подслушав бормотание мастера Паттисона. От сырости дверь перекосило, поддалась она с содроганием. Внутри было темно, и Мэрион по памяти пробралась через холл к запретным дверям, ведущим в родильные комнаты. Туда попадали только один раз, и даже сейчас она испытала странное чувство, прошептав отпирающее заклинание и войдя в коридор, где по-прежнему лежали на своих местах подносы, инструменты и даже простыни. В мягком снежном свете виднелись покрытые густой паутиной фотографии в рамках: младенцы, благотворители. Находиться здесь оказалось еще труднее, чем она предполагала.

Она добралась до чего-то вроде кладовой или судомойни. Полки со склянками блестели от машинного льда, нараставшего по мере того, как истощался эфир в снадобьях. Не нашлось ничего неожиданного, и вскоре неосмотренным осталось лишь прикрытое шторкой пространство под раковиной. Конечно, вряд ли там спрятали что-то секретное и проблемное. Почему же в тот момент, когда Мэрион потянулась к потрепанным хлопковым лоскутам, ее пальцы начало покалывать? Почему сердце забилось чаще?

Старая щетка для мытья с почти стершейся щетиной, комковатые и затвердевшие пакеты «Универсального чистящего порошка Скотта» и еще манекен – кукла, в общих чертах напоминающая младенца. Мэрион вытащила ее. Набивное тельце и конечности, обычные стекляшки вместо глаз; но, когда она погладила спину куклы, пальцы нащупали колючие выступы и иероглифы магической начинки. Пока Мэрион баюкала манекен и дышала на него, стеклянные глаза начали тускло светиться, и все-таки она понятия не имела, какое заклинание могло заставить этого «младенца» ожить до такой степени, чтобы казаться мертвым.

Вернувшись в холл, Мэрион вошла в гостиную, куда также было запрещено входить. Ей впервые пришло в голову проверить выключатель, и она моргнула, когда желтый свет ламп озарил белый снег, скопившийся на окнах снаружи. В эту комнату с большим серо-черным камином и аккуратно расставленными креслами приходили гильдейки, чтобы забрать своих младенцев, и было невозможно не ощутить давнее чувство