Дом бурь - Йен Р. Маклауд

в старости будет обычной маразматичкой. Ну и насколько хуже, иной раз спрашивала себя вельграндмистрис, изучая почти исчезнувшую Отметину на запястье, была бы жизнь Избранной, измененной? Несомненно, Элис начала ощущать кое-какие преимущества нового состояния. Ее слух слабел, но вместе с тем она иной раз слышала то, о чем люди – судя по изумленной реакции – говорили лишь мысленно. Разумеется, это усилило слухи о ее легендарной проницательности. И еще магия все сильнее взывала к ней. Эфир, этот город и все, живущие в нем, уходящая на запад сеть телефонных проводов, проложенных ее собственной гильдией, – все это как будто невыразимым образом пело, обращаясь к Элис.

Тем не по сезону ярким ноябрьским утром перед Верховным командованием предстала гораздо более собранная, энергичная и, несомненно, жизнерадостная вельграндмистрис, чем мог бы предполагать любой участник заседания. Если веры в нее и стало меньше, если и возникло ощущение, что она уже не та поразительно умная и наделенная зрелой красотой женщина, вызывавшая восхищение и скрытую похоть, все это рассеялось под дерзким взглядом ее голубых глаз, которым она с улыбкой окинула зал. Даже прискорбная история с ее сыном – с каким достоинством она приняла случившееся! – скорее усилила ее позиции, а не наоборот. И все-таки даже в такой ситуации по поводу ее предложения должны были возникнуть вопросы, кто-то должен был возроптать. Они не сомневались в ее таланте – каждый в отдельности слишком хорошо ее знал и был ей слишком многим обязан, – но существовали или, по крайней мере, должны были существовать практические соображения секретности и субординации, которые следовало учесть.

Но за окнами сияло солнце, и Элис Мейнелл тоже сияла. Даже циники, коих за длинным столом оказалось большинство, были несказанным образом тронуты. Ибо они насытились по горло этой войной, смертями и хаосом и в глубине души задавались вопросом, стоило ли ради проблем со свободной торговлей, налогами, рабством и местным влиянием идти на такие жертвы. Они также опасались, что население в целом воспротивится продолжению войны, если она не закончится намного лучше и быстрее, чем ныне представлялось вероятным, и что справляться с этим народным протестом придется им. И вот вельграндмистрис Элис Мейнелл заявила о готовности отправиться на запад и либо захватить, либо уничтожить незаживающую рану, в которую превратился Херефорд. И когда Элис вскинула руки, ее волосы засияли чистейшим серебром, а вся она вознеслась на крыльях надежд и стремлений, невесомая, словно здание, которое сама же и сотворила, присутствовавшие ощутили, что им открылась истина, утраченная на протяжении нескольких лет войны на истощение.

IX

Приближался рассвет, медленно размывая ночную определенность серостью сомнений. Было ужасно холодно, и пламя угасало. Ральф плотнее закутался в ветхое одеяло. Он не был уверен, трясется ли сам или это трепещет тяжелый сырой воздух, но картина у него перед глазами дрожала по краям в меркнущем свете и рассеивающемся дыму костра – безусловно, это весьма смахивало на лихорадочный бред. Его пробрал озноб, потом начался кашель. Все вокруг содрогалось вместе с ним. Затем, когда поднялся ветер и потревожил снег, белыми всплесками поднимая его с черной земли, и засеребрились снежинки, словно унося частицы пламени в чернейшие небеса, Владычица жуков поднялась на ноги и начала кричать.

– Нет, прислушайтесь! Нет… вступайте! – Она стояла, покачиваясь, и по ней ползали блики света от костра, насекомые в панцирях. – Она грядет, разве вы не слышите? Она приближается…

Имеющие головы кивнули. Имеющие уши прислушались и услышали. Ветер завыл, словно злопс.

– Мэрион Прайс, да-да, когда-то я ее знала. Знала, какой она была и какой станет. Знала, что она возглавит нас в этой последней битве. Уже не Клеркенуэлл, нет. Больше не Боудикка и не Белозлата. И не Лондон, не Бристоль. Не Восток и не Запад. Она вернулась в прошлое, но она же здесь, пред нами, в грядущем настоящем. Она ведет нас туда, где нет холода и жажды. Да-да, я побывала в том месте за Айнфелем, что зовется Инверкомб. Я его увидела и уверовала. И прислушайтесь, разве вы не слышите грохот орудий?..

Бум-бах-бум!

Мэ-ри-он…

В лагере последователей наступало очередное утро, и человек, который был священником – или, по крайней мере, носил похожее одеяние, – шел среди причудливой толпы. Он держал голыми руками артиллерийскую гильзу, разогретую в золе костра. Ральфу потребовалось серьезное волевое усилие, чтобы взять предложенный сосуд, но латунь была прекрасно зачарована, и металл оказался прохладным. Либо так, предположил он, пристально глядя в курящееся, кружащееся содержимое, либо его ладони окончательно омертвели. Над темным водоворотом церковного вина вились сумеречные струйки галлюгаза. Ральф сделал глоток и вернул гильзу священнику, который направился к следующему кающемуся грешнику.

Ральф уже почти привык к таким ритуалам и знал, что будет дальше. За кровью следовало тело. Огромный шмат мяса, истекающий жиром, – Ральф почему-то не помнил, чтобы его кто-то готовил на костре. Таких больших и сочных кусков ветчины он не видел даже на фуршетах в Уолкоте, где попадались янтарные окорока, выдержанные в меду. Ральфу передали порцию, и восхитительные жилистые полоски тотчас же застряли между его расшатанными зубами. Сок потек по подбородку. Он разделился на две части: одна думала, что пробует такое неимоверно вкусное мясо впервые в жизни, а другая пыталась глотать и не давиться, поскольку другие последователи ели нечто непривлекательное, вяленое, почерневшее от старости и мороза. Но потом Ральф глотнул еще церковного вина, которое даровало ответы на большинство молитв; поел, попил и уверовал.

Он вспомнил о других завтраках – о кофейно-шоколадных конфетах, которые Хелен обожала до того, как решила, что ради стройности ей следует пить только лимонный сок или горячую воду. Он вспомнил, как завивались спиралью струйки пара, соревнуясь с ароматами в прохладной утренней тишине, пока двое читали свои ежедневные газеты. Вспомнил, как звякали ложечки о фарфор с монограммами. Взглянув на Хелен поверх белой скатерти, где хрустальные солонки и перечницы казались фигурами на шахматном поле, он увидел, что дети сегодня завтракают за одним столом с родителями. Постучал ложечкой громче, надеясь привлечь их внимание. Он смутно осознавал, что умирает, и чувствовал, что перед этим должен извиниться.

Владычица жуков встряхнула его.

– Нет-нет. Нельзя умирать… нельзя спать… А теперь слушайте, слушайте… Я побывала в месте под названием Инверкомб, гром позвал меня туда. Да, там тьма, но за ее пределами… ах, за ее пределами… – Ее глаза закатились и побелели. – За пределами… она поведет… прислушайтесь…

Ральф прислушался. Это гром? Ветер? Орудия?

Мэ-ри-он.

Он бы с радостью остался здесь или