Головы с плеч - Зои Хана Микута

Икка оглянулась на мертвых стражников. Нет, ей действительно не следовало проявлять такую жестокость – в конце концов, она собиралась отправиться именно туда, куда им было приказано ее отвести. Бросила последний взгляд на жалкого колдуна, улыбавшегося ей из-за решетки.

– Прощай, Чешир.

– Иди с миром, Сикл, – ответил Кай. И упал на бок. Не переставая смеяться.

Глотая магию, которая жгла ей горло, Икка скользнула в тень, прошла по хорошо знакомой Тьме и вынырнула в той части Рощи Петры, которую наметила для себя в ночь Зимнего Чаепития. Она вышла на Свет, плотнее завернулась в плащ и, стараясь держаться в стороне от освещенной луной тропинки, добралась до бокового входа на территорию университетского кампуса. Она вышла на пустынную площадь, вымощенную кирпичом. Ее окружали темные здания колледжей, над которыми покачивались ветви хвойных деревьев; воздух был холодным, свежим. В другой жизни дорожки и площадь были бы полны колдунов и ведьм, спешащих на занятия, и Икка была бы среди них, с сумкой, полной книг и пергаментов. Каро шла бы рядом с ней, обнимая ее за талию, либо лежала бы в постели в их квартире. И на подбородке Икки остался бы след ее губной помады, и Икка заметила бы это только вечером – но хватит об этом, прекрати сейчас же. Это был сценарий, который Кэресел как-то раз озвучила ей, и поэтому Икка воскрешала его в голове время от времени. Снова и снова.

Все это осталось в прошлом, а к прошлому нет возврата.

Они с беспощадной ясностью помнили о том, кем они когда-то были друг другу; они чувствовали, что любовь позволила им приблизиться к Божественному. Любовь, которая была сильнее их собственной магии, сильнее богов. Но это не имело значения. Потому что Икка не хотела быть той, кем была раньше: влюбленной, перепуганной девчонкой. И Икка искренне считала, что Каро тоже не хочет этого…

Прикоснувшись к Книге Святых, Икка увидела правду: им никогда по-настоящему не расстаться со Страной Чудес. Это и было тем безумием, которым Страна Чудес заражала Бармаглотов, безумием, которому все поклонялись. Вот почему Хэтти создала Двор Отбросов. Она была одержима Страной Чудес. Однако эта трусливая девка не осмеливалась сама войти в Лес; вместо этого она окружала себя Бармаглотами, впитывала их магию и Божественное, которого в их душах было больше, чем у обычных людей.

Страна Чудес росла в их головах точно так же, как росла в реальном мире; и Бармаглоты, в свою очередь, превращались в странные создания.

И Икке это нравилось.

Нравилось, как она двигалась, подобно призраку, по улицам Петры, перемещалась от одной тени к другой. Прежде чем исчезнуть снова, она краем глаза замечала на мостовой кровь.

Могла ли она оправдаться, объявив народу о том, каким чудовищным существом на самом деле является Хэтти? Оправдывало ли это поступок Икки? Поступок, который привел к гибели множества людей? Несчастных разорвали на куски ее монстры, точнее, она сама, собственными руками…

Икка постаралась забыть обо всем, кроме своей цели; она наслаждалась каждым вздохом, каждым шагом. Пути назад не было.

Она не могла вернуть тех, кого убила.

Она не могла вернуть Текку.

Но прежде всего Икка не могла вернуть ту, кем она была когда-то, жестокую, черствую, бездушную сироту из Округа Мугунхва. Та девушка не выжила в Стране Чудес; она никогда не смогла бы выжить в Стране Чудес. Если она сейчас станет притворяться, будто ей есть дело до морали и взглядов той Икки, это будет означать, что ее смерть была напрасной. Та странная, движущаяся смерть, которая сцапала ее своими холодными бесчувственными лапами, вывернула ее наизнанку, выжала ее, изгнала из нее детскую невинность, неведение и остатки детских представлений о мире.

Могущество – это единственное, что имело теперь значение, и поэтому ей оставалось только одно. Идти вперед.

Накинув капюшон, Икка шагнула в огромную прохладную тень, которую отбрасывала Стена Лабиринта, освещенная восходящим солнцем. Здесь она не стала проваливаться во Тьму, чтобы совершить перемещение мгновенно; она позволила себе роскошь пройтись вдоль железнодорожных путей. С двух сторон находились Стены, наверху плыли облака, над Стеной покачивались верхушки сосен. Дорога сворачивала в сторону, поэтому Икка не могла видеть Лес, который ждал за периметром; но она ощущала присутствие Страны Чудес в ветерке, который касался ее лица. Она чувствовала его аромат, аромат росы и подлеска.

Она выдохнула. Потом вдохнула Тьму.

Церковь у Лабиринта представляла собой ничем не примечательное каменное здание, озаренное лучами Света, падавшими из-за Стены; вокруг было пусто и тихо. Но одна из створок двойных дверей была приоткрыта, и Икка слышала чей-то голос, очень тихий, похожий на журчание далекого ручейка.

Икка не знала, что или кто ждет ее в Церкви: королева, Святой или что-нибудь похуже. Но она знала, что если столкнется внутри с монстром, то либо скормит ему лепесток, либо станет им, либо убьет его. Возможно, именно в таком порядке.

Или умрет. В любом случае со всей этой историей будет покончено.

Икка проскользнула в приотворенную дверь. В церкви было прохладно, пахло сыростью. Помещение было небольшим, с низким потолком. Никого из придворных не было. На какое-то жуткое мгновение Икке представилось, как они все сидят в мертвой тишине на скамьях из розового дерева, потом оборачиваются и смотрят с каменными лицами, как она идет к алтарю. Солнечный Свет, проникавший в помещение сквозь витражные окна, был таким слабым, что его лучи теряли цвет, касаясь серых стен. Икка чувствовала присутствие магии, как будто кто-то задел струну в ее груди. И эта струна вибрировала, не издавая ни звука, но волны распространялись по телу Икки, по ее венам, по ее костному мозгу.

На том самом возвышении, где Икка несколько лет назад лежала без чувств, на коленях стояла Червонная Королева.

Икка видела только ее спину, потом разглядела, что ее голова была опущена совсем низко, лоб касался пола. Руки лежали ладонями вниз у висков; одета она была в черный ханбок, украшенный только красными полосками на манжетах. И еще на ней была эта дурацкая вуаль Верховной Жрицы. Хэтти была похожа на себя – если истории говорили правду, то физические изменения должны были произойти лишь через несколько недель, – но Икка поняла, что нанесла королеве некий ущерб, когда написала ее имя на странице Книги Святых. Потому что королева бормотала вслух.

Икка не стала прислушиваться к хриплому шепоту Хэтти; ей было без разницы,