Обратный отсчет: Равнина - Токацин

белые и красные полосы, намалёванные на скафандре. Белых было больше. Единственный красный символ ему начертили на груди; такой же был нарисован поверх перьев Вепуата. Урджен, присев, выводил на голенях сармата белые спирали. Они обвивали ногу от колена до ступни. На колено Джагул долго пытался прикрепить нитку бус-позвонков, потом, сдавшись, велел повесить её на пояс. Гедимин только пожал плечами. Бусы собирали по всему передвижному лагерю; теперь они бренчали при каждом движении, — на шее, на поясе, обвивающие грудь и спину…

— Эти штуки от чего-то защищают? — спросил Вепуат, поддевая нанизанные позвонки ладонью. Джагулы, и так наблюдающие за сарматами исподлобья, угрюмо зарычали.

— Если нет — на кой они нужны? — спросил Гедимин, сердито щурясь. Раздражали его не столько дурацкие цацки и испачканная броня, сколько отсутствие сфалта. Оружие пришлось бросить и ему, и Вепуату, и он чувствовал за плечом неприятную пустоту. «Стрелять я не стану — мы вроде как сюда с миром… Но кому реактор-то мешал⁈»

— Так увидят, что вы не враги, — отозвался Урджен, поднимаясь на ноги. — Что вас можно впустить.

Вепуат хмыкнул.

— Значит, местный обычай… Он точно работает? Ты на себе проверял?

Урджен угрюмо оскалился.

— Я там не был. Живые туда не ходят.

…Оба плазмомёта лежали в стеклодувной мастерской, обёрнутые защитным полем. Вепуат прошёл мимо них, не оглянувшись, и достал из печи плавильный конус.

— Шетту пойдёт с нами, — сказал он. — Как… ну, образец, что ли. Сейчас уберу кейек…

— Не уберётся, — сказал Гедимин, глядя на плотный клубок мицелия. Нити ещё не начали врастать в сами камни, но обвили их так, что проще было их раздробить и вытряхнуть, чем вынуть из крепких витков. Вепуат встряхнул комок, постучал им о конус и, пожав плечами, сунул в каменную ёмкость и прикрыл сверху.

— Возьмёшь себе? У меня-то перья, их так просто не отодвинешь…

Гедимин, убрав с пояса лишние легкоплавкие пластины, прикрепил конус к броне. Существо в «контейнере» не подавало признаков жизни — если не считать таковыми цепляние за субстрат. «Образец,» — сармат криво ухмыльнулся. Ему было не по себе.

— Что будет, когда они выйдут из комы? — спросил он, вслед за Вепуатом поднимаясь на спину сааг-туула. Животное уже наелось, вынуло морду из кустов, но идти никуда не хотело. На десятой минуте уговоров оно наконец сдвинулось с места и медленно побрело мимо объеденных зарослей. Его хвост раскачивался, как маятник, изредка врезаясь в скалы.

— Не знаю, — отозвался Вепуат. — Тут ещё вопрос, куда они выйдут — туда или сюда… Я не вижу, что помешало бы им ожить. Этот их мицелий — штука, похоже, неразрушаемая…

Гедимин недоверчиво покачал головой.

— То есть — любой Сэта бессмертен? Ты-то сам видишь, что это бред?

Вепуат невесело усмехнулся и развернулся к погонщикам. Они снова взялись за шесты — животное замерло и протяжно скрипело на попытки его сдвинуть.

— Интересно, легко отличить зрячие камни в породе? Или они там уже в виде гальки?

…Треск погремушек не смолкал уже сорок минут. С тех пор, как сааг-туул пересёк очередную границу Сфенов, его приходилось принуждать к каждому шагу. Сам он скрипел, взвизгивал и норовил попятиться. Гедимин угрюмо щурился на окрестности — ему тоже было не по себе.

Едва они вошли в разлом, как резко упала освещённость; может, из-за этого всё вокруг и казалось чёрно-серым — и расплющенная равнина, покрытая то ли пылью, то ли пеплом, и редкие потрескавшиеся пятачки возвышенностей, и гребни скальных выступов, поднимающиеся над пылью на пару метров. Ни одного растения Гедимин не увидел.

— Каньон! — Вепуат, встав во весь рост, указывал на что-то на горизонте. Гедимин выпрямился — и увидел наползающие друг на друга чёрные гребни. Тут поверхность чуть приподнималась — и тут же уходила вниз, открывая глубокий пролом. Сааг-туул остановился и с грохотом захлопнул последнее дыхальце. Погонщики замахали шестами, но зверь только завизжал и попятился.

— Стоп! — Вепуат шагнул к кочевникам. — Хватит его мучить. Отсюда мы пойдём пешком. Возвращайтесь за разлом, туда, где зверю будет не страшно. Там нас и ждите.

— Так близко к воротам… — погонщика передёрнуло. Другой, отложив шест, поправил бусы-позвонки на груди и протянул когтистую руку к спуску.

— Пройду с вами до края, — проворчал он, опасливо прижимая уши. Остальные потрясённо переглянулись, кто-то хотел схватить его за плечо, но отдёрнул руку.

— Думаешь, надо? — спросил Вепуат. — Тут ведь небезопасно.

Урджен глухо зарычал и двинулся вниз по «тропе». Нагнали его сарматы уже на земле. Он смотрел на пыль, покрывшую его пальцы, и нервно скалился.

— Вернулся бы, — сказал ему Вепуат с невесёлой ухмылкой. Урджен дёрнул ухом.

— Живые идут к воротам Ук-кута. Кто такое видел⁈ Вернусь — расскажу.

…Сааг-туул уходил на удивление тихо — только пыль под ногами сарматов слабо вздрагивала. Когда дрожь прекратилась, Гедимин обернулся и вздрогнул.

— Следы! Вепуат, смотри!

Они прошли уже метров тридцать, кое-где погружаясь в пыль по щиколотку и оставляя в ней глубокие вмятины. Сейчас за ними была ровная нетронутая поверхность. Исчезли даже «кратеры» от лап сааг-туула. Гедимин посмотрел вперёд и увидел, как по пыльной земле бежит рябь. «Ветер,» — он облегчённо вздохнул. «Просто ветер. Только — странный он тут…»

Чем ближе сарматы подходили к расселине, тем выше поднимались пылевые волны. Усилившийся ветер гнал их то от ущелья, то к нему. С каждым шагом его порывы ощущались сильнее. Гедимин оглянулся на Урджена — тот прикрыл лицо тканью и дышал сквозь ладонь, но шёл вперёд.

Под ногами лязгнуло — сармат ступил на чёрный каменный гребень. Тот зигзагом уходил к провалу, превращаясь в подобие ступеней. Пылевые волны перекатывались через него, не задерживаясь. Урджен сделал ещё шаг и под вой ветра низко наклонил голову и сцепил руки у груди. Его била дрожь.

— Зд-десь вор-рота, — прорычал он, сжимая бусы-позвонки. — Они все пр-роход-дят тут. Их вет-тер…