Стратагема несгораемой пешки - Андрей Евгеньевич Фролов

безопасности, одолевавших числом или оснащенностью. Операции сворачивались, еще не успев войти в стадию подбора групп. Уже сформированные подразделения распускались. А иногда из командировок не возвращался никто.

И все это было не войной в привычном понимании обывателя — это было бизнесом с возможной потерей человеческого ресурса. Проиграешь, и на смену придут другие, быстрые, ловкие, умелые и смертоносные, которым тоже хочется заработать своими умениями, заполнив социальную нишу, испокон веков требовавшую героев…

Из списков Клуба вычеркнуты Эджиде и Ландау. Хваленый юрэй Данста лежит с простеленной головой рядом с убитым Тайпаном. Зентек, Байн, Порханов, Радольский — все они превратились в строчки отчета, мертвые или в панике спасовавшие. В строчки, которые еще предстоит проанализировать. Все, кроме Марго… Он никак не мог ожидать, что ее смерть ударит так больно…

Позже, черт побери!

Это лишь допустимые потери.

Оставшиеся в живых получат поощрительный бонус. Отметку в репутационный лист, жирную галочку в личное дело. С чувством выполненного долга отправятся зализывать раны на побережья южных морей.

Люди Мартина уже в лаборатории.

Снимают информацию, за которой пришли. Сам Данст нервно, ежесекундно оглядываясь на стеклянную клетку имплицитора, раскладывает вдоль стены-окна черные пластиковые пакеты. В генераторном зале поселились трупы. Здесь пахнет реагентами, порохом и гарью.

Но Киллиан Финукейн не любил проигрывать…

Медленно перемещаясь под балконом, он прислушивался к происходящему над головой. После того, как Порох покинул навес в беспомощном полете сломанной куклы, наверху стало подозрительно спокойно.

Финукейн еще раз пересчитал полный состав группы Данста. Прикинул, сколько людей Доппельгангеру удалось провести с собой в лабораторию. Выходило, что еще одного, кроме себя. И это, наверняка, шавка-имплицитор.

Киллиан оцепенел, разрываясь между желанием тотчас же рвануться в медблок и схватиться с Доппельгангером один на один… и необходимостью дождаться подкреплений. Совсем скоро пехотинцы «Конро» вернут контроль над электронными мозгами «Фоертурма». Разблокируют лифты. Ворвутся в разгромленную лабораторию и не позволят американцу насладиться плодами победы…

Но ноги уже несли рыжеволосого вперед.

Ставя ступни так, будто шел по невообразимо-тонкому льду, Киллиан осторожно, очень неторопливо и продуманно двинулся в сторону медицинского зала.

Штекер, еще штекер…

Мазок проводящего геля, сверху ошейник с нейроприводом.

Карим невольно вспомнил, как однажды в Львове ему пришлось срочно забирать контрабанду прямо из головы незнакомого имплицитора. У парня начал отказывать базовый сектор крипты, и дело могло кончиться дымом из ушей, если бы в прикрытие не поставили Найджела. Тогда он затащил коллегу в мужской туалет железнодорожного вокзала, где правил удушающий запах дешевого жидкого мыла. Заставил себя не смотреть в глаза парнишки — красные, безумные, готовые вылезти из орбит.

Тогда он смог перехватить утечку. Оперативно, умело, как был обучен. Парнишка умер, а информация сохранилась лишь на 54 %. Дансту лучше этого не знать, но Карим будет счастлив, если сегодняшняя партия завершится не хуже…

Это будет чуточку больно. Как укол.

Однако чувства величия и всесилия, приходящие за болью, не сравнятся ни с одним оргазмом, наркотическим опьянением или любовным упоением на свете…

Щелк! Щелк!

Карим проверил, не откатится ли кресло, на котором он устроил собственное тело. Убедился, что программы персонального мобикомпа готовы к активации. Еще раз осмотрел провода, убегающие от своей головы к голове лежащего перед ним азиата. Тот, словно утонув в белоснежном пористом облаке, олицетворял болезненную отстраненность — погруженный в специальный пружинящий состав, распластанный скальпелями и наголо обритый, окруженный тысячами датчиков, каждый из которых стоил целого завода по производству инфоспатиумных шлемов.

Накрутив на пальцы легкие кольца управляющего протокола, Карим включил систему и поерзал. Если он вдруг сверзится на пол, нарушив процедуру и разорвав контакт, последствия будут очень неприятными…

В ладони цифрового пенса поблескивал финальный — золотой, богато-желтый — штекер, который предстояло утопить в собственном затылке, чуть правее позвоночника. Еще не включившись в систему, Найджел заведомо ощутил знакомое ощущение. Словно покалывало мозг. Словно внутри черепа пронесся сквозняк, дарующий облегчение и свободу. Наверное, то же самое испытывает Данст, ощущая отдачу винтовочного приклада…

Контроль.

Потоки сверкающей информации, оседающие на закрытых и дергающихся веках.

Реки знаний и чужих мыслей.

Это вправду наводит на мысли о божественном величии и силе, делает неотделимой частичкой Тетраграмматона. Это может свести с ума: посторонние жизни, лица, судьбы и целые миры, перетекающие в голову. Один случайный взгляд на них, единовременное причастие к чужому в своей голове может навсегда изменить сознание. Карим знал тех, кто не удержался и взглянул. Нескольких даже навещал в больницах, хоть они того совершенно не замечали — полуживые овощи в ожидании смерти…

Откинувшись на спинку кресла, имплицитор в последний раз осмотрел лежащий за стенами полусферы зал. Заметил Данста, что-то прячущего у основания панорамного окна. Заметил стрелка, еще утром бывшего врагом, но вовремя вскрывшего карты. Заметил труп оператора, убитого в висок.

Сейчас всего этого не станет…

Найджел облизнул пересохшие губы. Еще раз проверил, надежно ли сидят на пальцах кольца управления. Несколько раз вздохнул и принялся медленно считать от десяти до нуля.

Раненый азиат ждал, мерно поднимая грудь, изуродованную взрывом и хирургическими операциями. Карим вдруг вспомнил лифтовую шахту глубиной в сотни метров, и аккуратно погрузил в затылочное гнездо финальный золоченый штекер.

Тьма привычно ударила по глазам.

Один-единственный укольчик, а за ним…

Мартин замер, конечно же заметив, как в высоком кресле стеклянной полусферы выгнулось тело его имплицитора.

Как Доппельгангер собирается уходить?

Киллиан медленно приближался к арке медицинского блока, лихорадочно обдумывая следующий ход неприятеля.

Если ты разбит и отброшен, выход один — ударить по противнику в момент его отхода с поля боя. Ибо даже победитель не всегда сохранит боевых порядков среди месива, в которое превратилось это самое поле. Он соберет трофеи, вынесет оружие, поможет уйти раненым. Затем генерал триумфально объедет игровую доску, по которой только что двигал армию. Произнесет воодушевляющую речь, и отправится домой…

Вот тогда-то и наносится финальный удар проигравшего.

Удар, подобный тому, что оборвал жизнь великого Красса. Парфянской стрелой, не решающей ничего, но способной хоть отчасти подсластить горечь провала. Последний ход побежденного. И пусть Киллиан Финукейн не признавал поражений, этот удар он нанесет…

Присел, сжимая «Кел-Тек» в одной руке.

Выглянул, осмотрев навес, на котором затих убийца Порханова.

Пусто.

Сейчас Киллиан войдет в медицинский блок, и уже никто не успеет помочь Дансту…

Тонкая змейка видеоразведчика осторожно показалась из-за угла, и Байн тут же поймал ее в прицел. Винтовка, которую Даниэль Шлейзинг с таким трудом добыл для Леандро Байна у знакомых арабов, тихо щелкнула, срезая щуп из пальцев ирландца. При этом не поранив.