Либелломания: Зимара - Н. Мар

class="p1">В его тоне звучал явный укор. Да, после возвращения с Зимары я чувствовала себя неважно, а в последнее время случались дни совсем дрянь. Это было безответственно, и я несколько раз переносила визиты в больницу с большим стыдом. Но точно не ожидала услышать:

— В течение часа у тебя случится обширный инфаркт.

— Нет, только не сейчас, мне нельзя! — я прижала обе руки к груди слева, где сердце выписывало чечётку.

— Согласие или смерть.

— Я согласна, согласна, — заверила я только потому, что решила: раз у меня ничего не болит, значит, он это не всерьёз. — Но при чём тут кибернетики?

— Сердце в хлам, — в доказательство он предъявил синюю лужицу, будто я что-то в этом понимала.

— Нет, я прекрасно себя чувствую!

Из оперблока выбежала Самина:

— Эйден! Сюда.

Не помню, как очутилась в операционной. По телу Кая струились белые нити вперемешку с чёрными. И чёрные побеждали, захватывали кокон, словно порча. Тело обернулось в грозовую тучу с молниями светлых проблесков. Чёрные нити прялись, и ткались, и вязались — и стали атласными полотнами широкой тесьмы.

— Да что за… но это ненормально! — воскликнул Крус.

— Почему кокон чёрный? — не понимала я.

— Инкарнация прервалась! Прервалась⁈ — металась Пенелопа.

И только Эйден спросил где-то очень тихо:

— Самина, ну что там кибернетики?

— Операционная 302б.

— Дадим ей ещё минут пять.

Голоса опять канули в пропасть. Значит… У них не получилось. Кокон не сработал, ничего не сработало. Мне дали пять минут на прощание. Я бросилась к Каю и упала в тучу из чёрной тесьмы.

«Моё сердце разорвётся от горя в операционной 302б. Вот и весь план, доктор Шпай».

* * *

Брильянтильядо было восхитительным. Оно скрасило первую секунду.

Потом боль вышла за пределы вселенной, но сознание ещё тлело на кусочках мяса, костей и нервов. Боль в темноте — всё, что осталось после. Он позабыл, что наделал, позабыл зачем, пропало даже собственное имя. Чернота и мучение не слабели долго, долго, долго, долго, долго. Думать о чём-то, кроме них, было невозможно, в каждую мысль вонзалась новая иголка.

И он всё равно был счастлив. Тем, что, когда настал его черёд вступиться за свободных шчеров, ему не пришлось расплачиваться своими детьми в ответ на то, как когда-то он легко разменял Чиджи. Это было вопиюще несправедливо, но так удачно, что теперь на уплату хватило только одного злодея! Конечно, он мечтал вернуться домой, но на это уже не достало времени, или удачи, или ума, чего-нибудь этакого, он не знал точно.

Он не заметил, постепенно или вдруг, но всё пропало: и боль, и тьма. Раствориться в космическом эфире мешало навязчивое ощущение качки. Иллюзия размеренного морского волнения, вдохи и выдохи которого толкали к берегу. На теле, ещё не вполне сознаваемом, тяжелело что-то тёплое. Первым словом, подброшенным памятью, было её имя. Эмбер. Она гибла у него на груди. Дыхание моря вокруг и было его собственным дыханием. Настырный свет проник под веки, и Кайнорт уронил расфокусированный взгляд на белые простыни. И на кровь на них. Эмбер хрипло плакала, её горло обвивала тонкая рана.

Кайнорт сморгнул пелену и понял, что это не кровь. Алые тесёмки на воротнике Эмбер развязались и упали на простыни. Бритц поднял руку, чтобы стянуть ленту с её шеи. После всего, что с ними сделали, свободные шчеры так не любили узкие воротники, галстуки, шарфы и даже ожерелья. Кайнорт потянул за ленту.

И увидел часы. Подарок Зеппе у себя на запястье. Этого. Не могло. Быть.

Что-то ещё не сочеталось с реальностью, какую он знал. Лицо Эмбер не пересекали шрамы, пальцы Кайнорта перебирали волосы без серебра. Так это оказалась только иллюзия гаснущего сознания. То-то он не хотел крови! Значит, инкарнации не было.

Белые простыни померкли, Эмбер куда-то уволокли, и в ад его проводил голос другого мертвеца:

— Вернуть ему часы было плохой идеей, — сказал Эйден риз Эммерхейс. — Теперь он решил, что умер, и спит себе дальше, как будто операционная арендована на целый день.

* * *

— Эмбер… — звал меня сладкий обман слуха. — Просыпайся, ангел, они не пускают меня в туалет, пока ты не убедишься, что я реален.

Я рывком подняла голову и резко села. Внутри пузырилась какая-то неестественная лёгкость, какую я не знала уже лет семь. Галлюцинация живого Кая во всём имперском сидела на краешке моей газовой кровати. Оскальзываясь на атласных простынях, я вскочила на четвереньки и схватила моё привидение за плечи. Оно не пропало. Оно схватило меня в ответ! Оно было тёплое и сверкало глазами, зубами.

— Кай! Если ты реален, у тебя прямо сейчас не должно быть бусины в языке! Сегментоботы всё удалили.

Секунда страха, и я убедилась на вкус, что он не привидение. Бусины не было. Хвостатые татуировки на предплечьях пропали тоже. Боты залатали даже позвонки, в которых были чипы-вестулы, и Каю пришлось до поры занять имперскую одежду.

— Мы думали, инкарнация не сработала, — бормотала я, крепко цепляясь хелицерами за его шею. — Кокон весь почернел.

— Это он перемешал свои нити с тесьмой линьки. Так бывает, одно накладывается на другое, и организм объединяет похожие процессы. Правда, тесьма первой-третьей линек обычно того же цвета, что и кокон. Пенелопа сказала, я вас перепугал. Когда очнулся, тебя уже унесли оперировать.

Кай признался, что Пенелопа и Крус так сумбурно и путано вывалили на него новости за весь прошедший год, что он кивал им, только чтобы его скорее пустили ко мне. Я целовала его, рефлекторно обрызгивая ядом, пока не запищал зуммер, и люцервер не прыгнул мне на локоть. Умный светильник в виде ласки заюлил по руке, сунул лучики вибриссов мне в нос и ускакал на потолок.

— Это что? Чего это он?

— Это ты не дышала три минуты, он встревожился, — объяснил Кайнорт. — По заверению кибернетиков, теперь ты можешь и дольше обходиться без кислорода, но по контракту должна беречь новое сердце.

— Мне его подлечили? — я поискала стук под ключицей.

— Заменили.

Я соскочила с кровати. Сил и энергии было столько, что казалось, я могла бы размотать здание-ДНК на две отдельные многоэтажки. В палате было кибернетическое зеркало, в котором отражались только заменённые и оптимизированные органы. В моём зеркале бодренько мигал систолами и диастолами одинокий титановый комок: с бионическими клапанами,