Либелломания: Зимара - Н. Мар

только ждать, когда жорвел вляпается в собственную кротовину. Факелы антисвета мешали Салофану запомнить расположение ловушек. Скути подпрыгивал от волнения и бубнил в рацию Визжайло, куда тому ступать в темноте. В зале ругались, что из-за антисвета не видно и половины того, за что они заплатили. Комментаторы невразумительно блеяли. У меня за спиной кто-то из гостей выкрикнул:

— Это она? Мехатроник уховёртки Визжайло — она, да?

— Чёрная вдова Эмбер Лау, о ней писали весь отборочный тур.

— Совсем не похожа на стервозный портрет в «Спортивной Вшитле». Посмотри, какие у неё ноготки и пальчики, неужели она сама гайки вертит?

— А она их языком закручивает, — засмеялся его приятель. — Ты к ней не подкатывай, не так посмотришь — съест.

— С этого ракурса я бы сам её съел.

— Ну-ну. Я допытался у Скути: это женщина Кайнорта Бритца. Она аквадроу. И если она не вскипятит твою кровь, то перквизитор тебе её заморозит.

Через минуту бестолковый Салофан вляпался. Минипорт унёс его за пределы спортивного ангара, и не успела охрана опомниться, как жорвел улепётывал по вечерним аллеям Эксиполя на радость жителям городского партера. Визжайло повторял стойку на передних ногах и показывал щипалками «V».

Найдя меня у личной раздевалки, Скути предупредил, что в квартале объявили тревогу из-за жорвела. Скути я знала лет сто. Когда-то это я на него работала, и он оказался неплохим парнем. Самое прекрасное, что я теперь могла себе позволить, — это выбирать окружение и связываться только с тем, кто мне по душе. Я убирала сапфировые шпильки в подошву, чтобы бежать от жорвела если вдруг, когда за моим плечом кто-то покашлял, привлекая внимание. Это был вроде не шчер и не эзер, да и не ибрионец, потому что без жабр. Миловидный пепельный блондин, кого-то мучительно напоминавший.

— Госпожа Лау, позвольте?.. На минуту.

А вот акцент звучал ибрионский. Теперь я его узнала: точно, это был хозяин Салофана. И чего ему понадобилось? Шёл бы лучше жорвела своего искать. Мужчина протянул мне продолговатый футляр. Когда я не пошевелилась, странный ибрионец сам открыл его для меня.

— Госпожа Лау, позвольте преподнести вам это ожерелье в знак признательности от новичка к троекратному чемпиону империи.

На чёрном бархате лежало колье из бриллиантов. Чудаку повезло ещё, что меня не передёрнуло.

— Благодарю, нет. Я ничего не ношу на шее, — я вежливо улыбнулась и надела шляпку с вуалью, намереваясь пройти мимо.

— Прошу вас, простите! Я… и правда не сообразил.

Я не собиралась оборачиваться, но послышался хруст, и по полу что-то рассыпалось. Бриллианты. Чудак разорвал ожерелье и держал те камни, что не упали ему под ноги, в ладонях. Это были подобия солнц, на которые можно было смотреть, не рискуя ослепнуть.

— Вы сумасшедший? — усмехнулась я.

— Теперь их нельзя носить на шее, но не забирать же их назад.

— Простите… как вас?..

— Орис Зури.

— Орис, я не ношу бри… Орис Зури⁈

Мне рассказывал о нём Кай. Брат её величества Самины Зури. Капитан имперского гражданского флота и, как оказалось, любитель шиборгов. И крупный прохвост, раз выставил жорвела.

— А Юфьелле носит? — робко поинтересовался Орис.

Так вот в чём было дело. Он не знал, как подобраться к моей дочери, и решил начать с меня. Я присела и помогла собрать бриллианты с пола.

— Знаете что, Орис Зури? Если до утра вы избавите Эксиполь от вашего Салофана, наберите меня по этому номеру. Разработаем план захвата царевны.

Я послала ему визитку. Почему бы и нет? Мне импонировали чудики.

* * *

Уже смеркалось, когда я приехала в бар «Таракалья». На нём, как девяносто лет назад, висела табличка с просьбой не превращаться в случае драки. Йеанетта, Язава и Злайя уже болтали у стойки. Девчонки с Кармина сами нашли меня лет пятьдесят тому назад, раньше я никак не могла выйти на старых знакомых, потому что после захвата Урьюи все документы и адреса перепутались. Йеанетта жила в Черновдовьем отшельфе и служила старшей клевреей примулы. Язава недавно возглавила фабрику Galettensklaven, где работала когда-то. А храбрая Тьель обжилась на Кармине и слала нам приветы.

Мы собрались поздравить Злайю. Весной она открыла в Златопрядном первый приморский лагерь для детей всех рас. Это была её третья попытка за девяносто лет. Первый раз никто попросту не пустил туда детей. Даже приюты. Шчеры побоялись, эзеры побрезговали. Сколько слёз пролила Злайя! Во второй раз приехали дети шчеров, с которыми когда-то сдружились Миаш и Юфи. А из насекомых был один внук Пенелопы и Круса, которого прислали в качестве гуманитарной помощи, да и тот попросился домой драк через пять. Это нельзя было в полной мере назвать лагерем всех рас, и Злайя опять приуныла. Да, несмотря на то, что Урьюи давно присоединилась к империи, отношения между расами теплели медленнее, чем хотелось бы и тем и другим. Как парадоксально это ни звучало. Нынче Злайя собрала волю в кулак и заявила, что в сто двадцать лет ей уже плевать на всё. Мы дали ей самую смелую рекламу.

— За открытие второй смены, Злайя, — я подняла свой «Джин Крайт».

— Передай Юфи, если бы не её росток ламбаньяна, этого лагеря ещё сто лет бы не случилось.

— Передашь ей завтра лично, они с Миашем прилетят отмечать вторую линьку. Миаш специально дожидался, когда сестра полиняет.

— До сих пор не пойму, как вы отпустили их на другие планеты? — спросила Язава. — Ведь у них оставалось только по одной жизни, когда они улетели из дома.

Голос Йеанетты остался тем же тихим и нежным, каким был на Кармине:

— Их защищала мамина любовь.

— И папин глоустер офицерской реновации, — добавила я. — Да, сначала я клялась, что не отпущу их от своей юбки до второй линьки, но… Да чёрт возьми, девчонки, у всех на свете, кроме эзеров, по одной-единственной жизни.

— Но именно поэтому молодые насекомые такие безбашенные, — Злайя отправила в рот шпажку с нарезкой саранчи и захрустела за обе щеки.

— Уж чего-чего, а собственные задницы Миаш и Юфи научились беречь ещё до знакомства со мной.

Мы посидели ещё недолго, обсуждая мой финал кубка империи, пока снаружи не начало моросить. Подруги остались спорить о том, сколько мест получат шчеры в объединённом сейме по осени, а я заторопилась домой. Шум нарастающего ливня пробирался мне под