ОПЯТА (роман-зеркало для массового чтения) - Алексей Константинович Смирнов

- Сказано же тебе. Пойдем, позавтракаешь...

11. Гау-ди-гамус игитур

Амбигуус-младший, выйдя из детской, с немалым удивлением обнаружил вчерашних гостей.

- Ну, вы и гудеть, - похвалил он собравшихся, забыв поздороваться. - Одна всего спит.

Действительно: Оранская крепко спала в дивном диванном углу, утомившись от разговоров и пререканий со звездами и грибами.

- Ты, парень, вчерашние грибы помнишь? - осведомился Гастрыч, зависая над неумытым поросенком Амбигуусом-младшим. - Да не дрожи, пока не стремак, я не про поляну твою дурацкую спрашиваю. Ты там станешь царем и директором. Я тебе толкую про сортирные грибы.

- Помню, - пробормотал тот.

- Вот тебе лупа, - Гастрыч бесцеремонно отобрал у Артура-старшего лупу и вручил младшему. - Тех, что ты видел, там больше нет. Иди и внимательно посмотри по периметру, не пробиваются ли где новые. Такие маленькие, белые точки. Их надо беречь, как зеницу ока. Иди и смотри.

- Я повешу такой плакат у себя в кабинете, - съязвил Извлекунов, прислушиваясь к взволнованной телефонной болтовне хозяйки.

- Отлить сначала можно? - мрачно спросил тинейджер, перетаптываясь.

- Можно даже мимо писнуть, - позволил Гастрыч, уминая давно выжившую из ума булку. Горе от ума. - Пожалуй, и нужно. Там ведь, в моче, всего полно, до черта питательного - мочевина, фосфаты, белок, сахар, оксалаты, бактерии... Я подозреваю, что именно так они и зарождались, эти грибочки. Как жизнь на планете. В сочетании с прочими факторами. - Его речь пополнилась новым ученым словом. Вообще, она обогащалась не сама по себе; цитаты, выражения и термины вспоминались, когда требовала ситуация, или вдруг, являясь крылатыми, налетали откуда-то стаей ворон. Сидя в камере, Гастрыч пересекался с беззащитными, оступившимися учеными в разнообразных аспектах пересечения, и нахватался не только заразы, но и лексики.

Младший Амбигуус пошел, куда собирался. Вернувшись, он столкнулся с мамой.

- Всем позвонила, - та возбужденно отчитывалась перед Гастрычем, уже негласным командиром и командармом. - У Краснобрызжей поднимется давление, а у Кушаньевых заболеет ребенок.

- Хлопотунья ты наша! Держи пирожок! - похвалил ее сосед. Одновременно он вытянул руки и мертвой хваткой вцепился в Крышина и Ключевого, с которых всего услышанного было достаточно, и они на цыпочках пробирались к выходу. Призрак суда над принудительным мужеложеством бродил, но, хоть и был понадежнее призрака коммунизма, реальность казалась страшнее. - Я же предупредил, - с укором молвил Гастрыч, обращаясь к школьным блондинам, и так, подвывернув, сжал им предплечья, что оба партнера, обладатели схваченных рук, слабо взвыли и присели в полуприсеве.

Младший Амбигуус решил дождаться, когда взрослые все объяснят ему сами. Нынче он в институт не пойдет, это дело виделось ясным.

- Мам, мне бы пожрать чего, - попросил сын, ибо его после марок и прочей отравы все так, сильнее и сильнее, пробивало на хавчик.

- Пожри, сынок, - с готовностью согласился вместо мамы сосед. - Видишь на кухне большую кастрюлю? Зацепи себе полстакана и выпей. Да в холодильнике пошарь, закусить.

Артур Амбигуус не без сомнения воззрился на бульон, похожий на тот, что остается после пельменей. Там плавали какие-то волокна.

- А это обязательно? Что это за варево?

- Без этого вообще никак. Ни крошки не получишь. И - в угол, на битый кирпич с каменной солью.

- Ну, добро, - младший Амбигуус был славен беспощадностью к себе и товарищам. Он мог употребить любой незнакомый продукт, хотя бы и в химической лаборатории.

- Полстакана! - напомнил отец. - Больше не пей, оставь.

- Да, - сын задержался на пороге, - совсем забыл. Белые точки там есть. Штук восемь. Похожи на грибные шляпки.

Гастрыч ликующе ударил в ладоши.

- Так победим! - проревел он ленинским броневиком. - Это они и есть! Ты иди, иди, завтракай.

Юноша выполнил в точности все, как ему было велено. Вытер губы ладонью, предварительно сплюнув мелкую брызгу.

- Супчик какой-то, - откомментировал он. - Стравить охота.

- Варенье забыла поставить, - всплеснула руками мать.

Амбигуус-младший подошел к холодильнику, отворил дверцу.

- Угу, - сказал он разочарованно. - Ну и хрена тут пожрать? Сыр уже с плесенью, - к стыду родителей, он взялся перечислять. - Масло пожелтело. Как охра, желтое. Яйца четыре штуки, воняют... сметана недельная... подвинься... вообще какая-то пакость, давно протухшая... это у меня не отравишься, а у вас - за милую душу, милые родичи... подвинься, тебе говорят! - он, наконец, обратил внимание на стоявшего рядом, тоже активно интересовавшегося содержимым рефрижератора.

Обратив такое внимание, он попятился и уперся в кухонный стол поясницей. Заведя руку за спину, студент стал нащупывать нож. Он увидел себя самого, Амбигууса-младшего, сильно проголодавшегося и не очень удивленного своим присутствием здесь, среди прочих Амбигуусов, да и гости его не смущали.

- Кто это? - прошептал первый.

- Где? - оглянулся второй.

- Я про тебя говорю, - уточнил Артур. - Откуда ты взялся? Ты брат мне?

- Брат, - заверил его двойник и выбрал, наконец, старинную сметану. Взял ложку, доел и тут же бросился на плантацию. Изнутри донесся щелчок: Амбигуус номер два заперся. То ли сметана была действительно несвежей, то ли пищеварительная система скопировалась не полностью, неудовлетворительно, но продукт не усвоился.

В дверь позвонили педиатры Кушаньевы.

- Очень кстати, - встретил их хозяин. - Наш ребенок остро заболел.

- Мы ничего не понимаем, - пожаловалась та, что была Кушаньева и которой суждено было сыграть важную роль в дальнейшем развитии событий.

- Сейчас поймете.

Артур Амбигуус-старший повел их к уборной и постучал в дверь.

Ответа не последовало.

- Ты живой? - крикнул Гастрыч, вставший позади.

Тишина.

- Ломай дверь, - приказал сосед, и сам же сломал ее ударом мамонтовой ноги. Внутри было пусто, но речь шла о самом помещении, чего нельзя было сказать о сосуде.

- Даже воду не слил, - укоризненно хмыкнул сосед, под настроение приветствовавший гигиену. - Да, полстакана - только соседку напугать. Иные нужны масштабы, иные пропорции и концентрации...

12. Первое прощание

Все, кроме Оранской, забывшейся тревожным и ненадежным сном, расселись в столовой за опостылевшей скатертью. Оранская, судя по медленным движениям глаз под веками, пребывала в фазе поверхностного сна, а то и вовсе не спала, а что-то там себе соображала, и это был