Не тот год III - Михаил Владимирович Баковец

но не имел для этого возможностей. Об этом мне поведал сослуживец из Питера. Он же рассказал про короткую жизнь мемориальной доски, посвящённой финскому фельдмаршалу, открытой в Санкт-Петербурге. И быстро закрытой из-за возмущений горожан. А потом и вовсе демонтированную, так как даже завязанную в чёрную плёнку доска регулярно обливалась красной краской.

— Нет, ты представляешь до чего докатились эти, иху их, либералы, а? — в памяти прозвучал голос подвыпившего сослуживца. — В городе, где от голода умер миллион человек увековечить память одного из убийц этих людей? А знаешь, что они говорили, а? Что скульптор слегка ошибся с изображением наград на бюсте! Ага, точно ошибся, фашистские кресты не показал, которыми Маннергейм был усыпан по воле бесноватого фюрера! Хорошо, что её быстро закрыли и забыли…

Зато сейчас Маннергейм получил возможность бить по Ленинграду. В этой истории немцы решили помочь союзникам, чтобы те помогли с блокадой, которую всё никак не получается устроить ленинградцам.

«Но хрен он ей воспользуется», — со злостью подумал я.

— Андрей, ты о чём задумался?

— Что? — встряхнулся я и посмотрел на Сашку.

— О чём думаешь? Я тебя три раза звал.

— О том, как хорошо будет, когда этот новый эшелон взлетит на воздух. И взлетит вместе вот с этой толпой.

— Хорошие мысли, — покивал товарищ.

— А это кто? — поинтересовался я у напарника, который продолжал сверлить пристальным взглядом бодрого дедка, неторопливо идущего вдоль состава и перекидывающегося словами со своим окружением.

— Маннергейм. Командующий всей финской армией.

— О как! — крякнул я. Только что в мыслях вспоминал этого финна, и на тебе! И тут же немедленно предложил. — Убьём?

— Хорошо бы, — кивнул Панкратов, но сделал это как-то не очень уверенно.

— Что не так?

— Его бы в плен взять, — вдруг огорошил он меня. И добавил возбуждённо. — Представляешь, мы захватим в плен самого Маннергейма.

— Пристрелить проще. Или голову ему проломить в толпе. Подойти под заговором, толкнуть правильно и всё. Все подумают, что он просто поскользнулся и упал, — сказал и тут же добавил. — Но можно и захватить.

— Значит, пошли?

— Саш, ты лучше тут останься. Побереги обереги, они нам ещё пригодятся, — возразил ему. — Я сам справлюсь.

Первым делом я направился к машине, на которой приехал финский командующий. Рядом с ней ходил водитель, притоптывая на морозце, который только крепчал. Попав в зону воздействия отвода внимания, он поплыл сознанием, превратившись в сомнамбулу, только не ходячую с вытянутыми руками, а замершую на месте. Схватив его за шею, надавил на сонную артерию. Когда финн выключился, я открыл дверь машины и затолкал его на заднее сиденье. После чего открыл капот и произвёл пару манипуляций с внутренностями легковушки. Всё, теперь Маннергейм на этом пепелаце никуда не уедет в ближайшее время.

Потом добежал до импровизированной стоянки и там всадил в шины всем легковушкам по несколько гвоздей, выколупанных из ржавых слитков в бочонках в нашем укрытии. Чуть подумал, и дополнительно попортил скаты у пары грузовиков. А остатки гвоздей, насыпанные в карман ватника, раскидал на дороге. И пусть финны думают что угодно — диверсия, случайность, халатность, кара божья и так далее. Если у них вообще будет время о чём-то думать. Тут скоро разверзнется настоящий АД!

Уже под самый конец своих чёрных работ их результат заметили двое солдат. С финскими матюками они подбежали к подсвистывающему колесу полуторки и уставились на него, не зная, что им делать дальше.

Вроде со всем справился быстро, но всё равно, когда вернулся к составу, то увидел, что Маннергейм со своей свитой уже стоят подле легковушки. Водитель шатался рядом, пучил усердно глаза и что-то коротко отвечал. Левая половина лица у него была покрасневшая, как после оплеухи или тумака. Заслужил за «сон» на посту.

Уехать фельдмаршалу — или он ещё не получил это звание? — в ближайшее время не удалось. Время до возвращения в строй автомобиля он решил провести в ожидании в одном из зданий. Там-то я его и подловил, когда он оказался в комнате один на пару минут. Я схватил его за ладонь и торопливо зашептал:

— На море-океане на острове Буяне под дубом могучим спит сила гремучая. Эту силу я беру и на крепкого мужа завожу. На ясны очи его, на острый слух его, на крепкие кости его, на мышцы его и кровь его. Сила мне одному видна и единому мне верна. И говорю я той силе…

Отдав приказ Маннергейму вести себя как обычно и сообщить окружающим, что хочет побыть один, чтобы чем-нибудь полезным заняться, я рванул обратно к Сашке.

— Маннергейм почти наш. Я сейчас к нему побегу обратно, а ты начинай минировать. Состав с мазутом и водокачки не трогай. Отложенную для них взрывчатку установи на новые пушки, — сказал я ему.

— А где встречаемся? — деловито уточнил он.

— В местной главной конторе железнодорожников, которую финны сделали своим штабом. Маннергейм там сейчас сидит.

Глава 5

Заговор за время моего отсутствия не успел спасть с будущего фельдмаршала, поэтому следующий час я сидел за спиной финского командующего, держа ладонь на его загривке, чтобы растянуть срок действия чар. Он же листал большой блокнот с исписанными листами в разное время и разного цвета чернилами. Иногда там попадались какие-то схемы с армейскими тактическими знаками. Знай я финский, смог бы разобраться в записях. Но да ладно, когда этот тип окажется на нашей стороне фронта, этим блокнотиком там найдётся кому заняться. Несколько раз в комнату к нему заглядывали офицеры и что-то спрашивали. И каждый раз мой пленник сердито отсылал их прочь, следуя ранее заложенным установкам.

А потом раздался первый взрыв!

Жалобно зазвенели оконные стёкла, влетев внутрь, не выдержав удара взрывной волны. Буквально через пятнадцать секунд дверь распахнулась и внутрь одновременно попытались заскочить сразу трое финских офицеров. Из-за чего чуть не застряли.

— А вот теперь пошли отсюда, — шепнул я зачарованному. — Скажи, чтобы шагали впереди тебя. Сам держись за ними.

Второй и ещё более мощный взрыв застал нас всех на скрипучей деревянной лестнице, уже почти на последних ступеньках перед первым этажом. Кирпичный дом затрясся как больной в припадке. С потолка посыпалась штукатурка с побелкой, где-то над головой что-то затрещало и протяжно заскрипело как выдираемый из доски толстый и длинный гвоздь.

Лестница заходила ходуном. Никто не смог удержаться на ногах, все попадали. Самое ужасное заключалось в том, что от всего случившегося с меня слетел заговор отвода внимания. Или закончился его срок работы, а я просто в нервной беготне не