Союз трёх императоров - Сергей Анатольевич Балакин

Специально созданная комиссия установила, что мятеж происходил при непротивлении и попустительстве офицеров корабля, а возможно, даже при их непосредственном участии. Степень вины каждого члена экипажа теперь должен определить суд.

Подлог или Наказание без преступления

Следователь Вавилонов был мастер задавать нелицеприятные вопросы.

– Вы находились в заточении более 26 часов. Активных бунтовщиков было всего пять-шесть человек. Почему же никто из экипажа миноносца – а это 68 человек – не попытался освободить вас?

– Не знаю, – пожал плечами Казанцев. – Скорее всего, экипажу не было известно, где я нахожусь. А возможно, были какие-то другие причины. Мне трудно об этом судить, так как был заперт и не видел, что творилось на корабле.

– А могло быть так, что те, кто не поддерживал мятежников, вас просто не хотели освобождать?

– Я не знаю, что вам ответить… Но причин, по которым меня не хотели бы освобождать, я не вижу.

– Ладно. Ответьте тогда на такой вопрос: почему вы, когда старший офицер привёл вас к люку в таранный отсек, стали спускаться по трапу первым? Почему вы не приказали находившимся внизу людям подняться на палубу или не отправили туда старшего офицера?

Казанцев недоумённо посмотрел на следователя:

– Не знаю… Наверное, захотелось посмотреть самому, что там происходит. Но какое это теперь имеет значение?

– Да, теперь уже, наверное, никакого, – вздохнул подполковник Вавилонов. – Только вы сами-то заметили, что на все три заданных вопроса вы по сути ответили одинаково: «не знаю»?

* * *

– Господин Гадд, вы признаёте, что вас заперли в сортире… пардон, в гальюне по вашей же просьбе? – вкрадчивым голосом поинтересовался Вавилонов.

– Хм, когда вам в лицо смотрит ствол револьвера, а вашего коллегу ни за что убивают практически на ваших глазах, какие уж тут просьбы… Мне просто пришлось подчиниться их воле.

– А как вы думаете, почему гардемарина Куролесова бунтовщики застрелили, а вас лишь закрыли на замок?

– Наверное, потому что он оказал сопротивление и пытался напасть на бандитов с кортиком. Это была храбрая, но бес-

смысленная смерть. Вы обвиняете меня в том, что я не поступил так же?

– Увольте, господин Гадд, я вас ни в чём не обвиняю. Пока. Я просто хочу разобраться в том, почему мятежники так легко захватили боевой корабль… Поэтому ответьте на последний вопрос: гальюн, в котором вы находились более суток, расположен в коридоре, куда мог свободно пройти любой член экипажа. Почему же за всё это время вас никто даже не попытался освободить?

– Ну, это вопрос не ко мне… Наверное, те, кто был против мятежников, просто боялись…

– Или боялись вы, потому и не хотели выходить сами, – подытожил следователь. – Всё, у меня больше нет вопросов.

* * *

– Спасибо, не надо повторяться. О том, как вы в одиночку подавили мятеж, ликвидировав двух главных его зачинщиков, я уже слышал, – подполковник Вавилонов буквально пронзил Акселя фон Хамма своим колючим взглядом. – Мне бы сейчас хотелось прояснить некоторые другие моменты. Например: как вы оказались рядом с главными бунтовщиками и почему вас не изолировали, как других офицеров?

– Я понял, что, будучи изолирован, я ничего не смогу сделать. И я решил притвориться, будто с заговорщиками заодно, а как только наступит удобный момент, я расправлюсь с мятежниками лично.

– Но вы больше суток действовали с бунтовщиками рука об руку, несли вахты, присутствовали на большом сборе команды, всем своим видом демонстрировали поддержку мятежу. Почему вы застрелили главарей мятежа только тогда, когда уже были настигнуты преследователями? То есть когда их ликвидация уже не принесла никакой пользы?

– Мне нужно было время, чтобы втереться в доверие… Иначе меня сразу бы вычислили и, скорее всего, расстреляли бы, как расстреляли гардемарина Куролесова.

– Но была штормовая ночь, благоприятные условия для того, чтобы освободить изолированных офицеров и сообща арестовать зачинщиков. Почему вы не предприняли такой попытки?

– М-м-м… Я чувствовал, что за мною всё время следят, и мне просто не дали бы это сделать.

– Но ведь у вас в тайнике хранилось оружие. И вы знали, где закрыт ваш друг мичман Гадд. Имея револьвер, разве вы не смогли бы освободить его ночью, когда многих сочувствующих мятежникам свалила морская болезнь?

– Я полагал, что благоприятный момент для ликвидации мятежа ещё не наступил.

– То есть пребывание командира Казанцева и мичмана Гадда под замком вас не смущало и не мешало вашим планам?

– Я не знал, где находится командир, – чувствовалось, что в голосе Акселя фон Хамма нарастало раздражение.

– Допустим. Тогда последний вопрос: господин Хамм, когда эсминец «Эмир Бухарский» начал стрелять по «Сторожевому», уже стало ясно, что мятеж будет подавлен в считанные минуты. Так с какой всё-таки целью вы застрелили лейтенанта Воблина и кондуктора Щипко? Чтобы сделать из себя борца с мятежом? Или чтобы они уже не смогли сказать что-то нежелательное для вас?

– Господин следователь! Я считаю такие вопросы провокационными и отказываюсь на них отвечать!

* * *

Поначалу информация о мятеже на миноносце «Сторожевой» в газетах была крайне скупой, и на неё мало кто обратил внимание. В отличие от «Очакова» и «Потёмкина», где события развивались на глазах десятков тысяч жителей Севастополя, Одессы и Феодосии, здесь всё происходило в открытом море, и кроме полутора сотен военных моряков никаких других свидетелей бунта не было. Офицерам и нижним чинам было приказано молчать, а для прессы министерство предоставило краткое сообщение. Мол, на миноносце «Сторожевой» Резервного отряда Порта Императора Александра III во время испытаний после ремонта была предпринята попытка бунта, быстро пресечённая командованием Балтийского флота. И никаких подробностей.

Общественный резонанс история со «Сторожевым» получила несколько месяцев спустя, когда состоялся суд над участниками мятежа. Тогда-то широкой публике и стали известны некоторые пикантные подробности, особенно касающиеся лидера мятежа лейтенанта Воблина. Но больше всего общественность поразил тот факт, что одним из главных обвиняемых оказался командир миноносца лейтенант Казанцев. «Тот самый» отважный ге-

рой Казанцев, которого полгода назад пресса восхваляла на все лады! «Казарский наших дней», «Новый герой нашего времени», «И один в море воин»!.. Запахло сенсацией, свора журналистов правдами и неправдами пыталась проникнуть на судебные заседания, а затем принялась смаковать историю мятежа, зачастую придумывая совершенно невероятные подробности.

* * *

Председателем суда был именитый военный юрист и профессор Николаевской военно-морской академии генерал флота Аренс. Между прочим, это был тот Аренс, которого многие безосновательно считали родственником казанцевского однокашника Ромы. Как жаль, что на самом деле они лишь однофамильцы…