Тот, кто пришел из завтрашнего дня (1-11часть) - Алёна1648

сомневаться в этом моменте. Он знал, что детям особенно тяжело, что их восприятие мира настолько острое, и каждый незнакомый звук, каждый новый опыт может быть обрушением старых убеждений.

Омега покачал головой, как если бы не знал, что ещё сказать. Он, в свою очередь, тоже был полон тревоги. Видно было, как его рука слегка дрожит, когда он тянется, чтобы утешить ребёнка.

— Он боится… — омега взглянул на Мирослава, и в его глазах читалось что-то беспомощное, как если бы он был вынужден быть сильным для другого, но сам был потерян в этом мире. — Это его первый визит к врачу. Все эти звуки, незнакомая комната…

Мирослав осознал, что даже в такой ситуации каждое слово было важным. Взгляд омеги, его усталость, с которой он всё это переживал, сказали больше, чем мог бы сказать любой разговор. Это не было просто беспокойством за сына. Это было что-то большее, что-то внутри, что связало их, как и все другие омеги и их альф. Здесь не было места для простых решений. Здесь была борьба за душу — как найти путь в этот новый мир и не сломаться, не покориться.

Он глубоко вздохнул, понимая, что его следующие шаги могут иметь значение для этого маленького существа, для его будущего. Он сделал несколько шагов к ребёнку, стараясь, чтобы его движения были мягкими, не пугающими. Трудно было понять, кто в этой ситуации более уязвим — малыш или его родитель. Всё, что Мирослав мог сделать, — это показать им обоим, что в этом мире есть место для безопасности и заботы, даже если всё остальное кажется чуждым и страшным.

Мирослав взял игрушку — маленькую мягкую фигурку медведя, и поднёс её к лицу ребёнка. Малыш продолжал всхлипывать, его глаза полны слёз, он прятал лицо в руке омеги, но теперь хотя бы его взгляд был направлен на игрушку, а не на Мирослава, не на саму операцию, которая, хоть и была необходимостью, оставалась для него чем-то пугающим и чуждым.

— Смотри, я возьму эту игрушку, — произнёс Мирослав мягким, почти шёпотом голосом, чтобы не перетянуть внимание на себя. Он знал, что детям нужно время, чтобы привыкнуть, чтобы понять, что происходит вокруг. — Видишь? Она будет здесь, рядом с тобой. Ты просто смотри на неё и расслабься. Всё будет в порядке.

Ребёнок, как по приказу, стал следить за игрушкой, но его тело по-прежнему дрожало. Он сжимал ладонь омеги, пытаясь найти в её теплоте хоть какую-то защиту, хоть немного уверенности. Он всё ещё плакал, но уже не так сильно, хотя слёзы продолжали блестеть на щеках, оставляя следы на его лице.

— Я боюсь… — его голос был тихим, едва слышным, полным невысказанных страхов, которые не могли быть объяснены словами.

Мирослав сдержал дыхание. Он видел, как каждый момент, каждое слово имело значение. Он видел, что ребёнок был не просто напуган болезнью, не просто боялся медицинского вмешательства. Этот страх был больше, он исходил от самой неведомой и неизведанной реальности. Он был страхом быть в этом мире, который часто не был понятен. Мирослав вздохнул, глядя на этого малыша, его лицо отразилось в его глазах. Он был альфой, как и его родитель, но этот маленький альфа в своей беззащитности был похож на самого Мирослава, когда он впервые столкнулся с этим миром.

Мирослав взял игрушку и медленно, не спеша, вернул её обратно к ребёнку, чтобы тот почувствовал её близость.

— Я понимаю. Ты боишься, — сказал он, склонившись чуть ближе к ребёнку, чтобы тот видел его лицо, чтобы чувствовал, что не один в этой ситуации. Его голос был мягким, но решительным, в нём была та самая уверенность, которую он искал в себе, которую он хотел дать этому маленькому альфе. — Но ты сильный. Мы сделаем это, а ты будешь гордиться собой потом.

Он не знал, насколько это помогало. Но он знал, что этого было достаточно. Для этого момента. Для того, чтобы ребёнок почувствовал хоть малую часть безопасности. Мирослав продолжал смотреть на него, ощущая внутреннее сопротивление, которое чувствовал и сам, будто в его глазах было что-то большее, что могло напугать малыша. Он не знал, как справиться с этим страхом. Но он знал, что в данный момент его задача — найти подход, который будет наилучшим для этого маленького существа. Он знал, что это не будет простым процессом, но это был процесс, в котором ему нужно было быть с этим ребёнком.

Мирослав вздохнул, ещё раз взглянув на его тревожное лицо. Вопрос, который он хотел задать, был важным, но не столь необходимым для того, чтобы понять, как действовать дальше. Он всё-таки решился.

— Как тебя зовут? — спросил он спокойно, слегка улыбнувшись.

Маленький альфа взглянул на него, и в его глазах промелькнуло что-то ещё — осторожность, любопытство и даже страх. Но страх, который теперь, казалось, был немного легче.

— Меня зовут Артём, — ответил он тихо, слабо улыбнувшись в ответ на добрые слова Мирослава.

Мирослав улыбнулся в ответ, почувствовав, как напряжение немного спало.

Мирослав не торопился. В его движениях была привычная размеренность, словно он и сам искал не только подходящий инструмент, но и необходимый момент. В такие минуты его внутренний мир сжимался в узел, и этот узел был порой таким же неуловимым, как та лёгкая дрожь, что пробегала по телу маленького альфы. Он понимал, что каждый его шаг в этой комнате был настолько важен, что, возможно, даже сам воздух, в котором они оба находились, ощущал эту тяжесть.

Он вглядывался в лицо ребёнка. Этот маленький, дрожащий, но всё ещё сильный альфа — его отчаянный страх был виден не только в его глазах, но и в каждом движении его маленького тела. Это было не просто детское беспокойство. Это был страх перед неизведанным, перед тем, что ему не подвластно. Мирослав знал, что в такие моменты слова, вроде бы такие простые и естественные, могут стать чем-то больше, чем просто набором звуков. Он ведь не мог просто сказать: «Будет всё хорошо», — не зная, что именно в этих словах есть больше, чем они могут передать.

Он осторожно приблизился, взял в руки инструменты, которые казались чуждыми этому ребёнку, как всё остальное, что находилось в этой комнате. Ребёнок снова сжался, но Мирослав был готов.