Тот, кто пришел из завтрашнего дня (1-11часть) - Алёна1648

его глазах отразился строгий, но пустой взгляд — взгляд, в котором скрывалась постоянная борьба с самим собой. И вот, несмотря на все эти внешние мелочи, несмотря на холодные стены, несмотря на этот мир стерильности, он вдруг ощущал себя более одиноким, чем когда-либо.

Его руки вновь заскользили по краям раковины, дезинфицируя, вытирая, очищая. Он чувствовал, как всё вокруг медленно, но неизбежно уходит из-под его контроля. И несмотря на это, в нём была какая-то усталость. Но она была не физической. Это была усталость от постоянного напоминания себе, что ему нужно быть идеальным, что ему нужно быть чистым — от всего. Но что если эта чистота была всего лишь иллюзией? Чистота, которую ему приходится удерживать, не зная, что она ему даёт.

Пока вода стекала по его ладоням, он вдруг осознал, как часто повторяется этот процесс. Почему он делает это? Почему снова и снова совершает один и тот же ритуал, который в какой-то момент становится неполным, не завершённым, пока он не выполнит его до конца? Он стоял и продолжал мыть руки, отчётливо слыша, как капли воды тихо падают в раковину.

Этот мир, этот процесс, кажется, требует от него больше, чем он способен дать. Но он не может остановиться.

Мирослав стоял у раковины, с мылом в руках, и ещё раз, как и всегда, тщательно размягчал его в ладонях, стараясь почувствовать каждый миллиметр поверхности. Каждое движение, каждый сантиметр, каждый палец был важен. Он словно пытался стереть не только грязь, но и остатки всего того, что могло бы отразиться в его душе. Вода стекала по его рукам, а руки продолжали двигаться с удивительной методичностью. Он знал, что должен быть чистым — не только в физическом смысле, но и в каждом поступке. Эти ритуалы, эти повторяющиеся действия становились для него необходимостью, подобно дыханию. Мыл руки, будто это было его единственным способом обрести утешение в этом мире, который, казалось, поглощал его целиком.

Взгляд его сосредоточился на пальцах. Он знал их каждый изгиб, каждую линию, каждый шершавый участок кожи. Время теряло значение. Впечатление от окружающего мира растворялось в повторении простого действия, которое он должен был выполнить снова и снова, до тех пор, пока не почувствует, что всё в порядке. Всё должно быть идеально — это стало его девизом, его непроизвольным состоянием. И каждый раз, когда он завершал этот процесс, он ощущал, как невидимая нить прерывается, как будто он снова возвращается в этот мир с чистыми руками, но и с ощущением, что этот мир не способен его очистить, не способен вернуть ему ту утраченную невинность, которую он потерял, вступив сюда.

Он втирает мыло в руки, раз за разом, с удивительной усидчивостью, с настойчивостью, которая даже ему самому порой кажется странной. Он чувствует, как постепенно эта простая процедура превращается в нечто большее — в акт контроля, в акт борьбы с тем, что невозможно контролировать. Почему так долго? Почему снова и снова? Эти вопросы были не для него, они не имели смысла. Он продолжал повторять движение, зная, что, может быть, никогда не найдёт ответа. Но ответ так и не приходит, и, возможно, никогда не придёт.

Тишина комнаты, где только слышен шум воды и скользящий по коже мыльный раствор, внезапно нарушается. Дверь умывальной комнаты слегка скрипит и открывается. Мирослав не сразу обращает внимание, продолжая свой ритуал, но какой-то инстинктивный взгляд заставляет его оторвать глаза от своих рук. Пётр Сергеевич стоит на пороге, а за ним, чуть отставая, Николай. Пётр Сергеевич, хирург, с хмурым выражением лица, видимо, зашёл без всякой цели, но заметил странность, с которой Мирослав продолжал свой процесс. Николай, с лёгким удивлением в глазах, наблюдает за этим сценарием, как зритель, который не понимает, что происходит, но чувствует, что что-то выходит за пределы нормы.

Пётр Сергеевич обводит взглядом Мирослава, а затем с едва заметной усмешкой спрашивает:

— Что, доктор, проблемы с руками? Или у вас тут новый метод очистки?

Тон был холодным, пронзающим, будто в этих словах была не только ирония, но и что-то большее — проверка. Мирослав на мгновение застыл, как будто этот вопрос оказался неожиданным ударом, разрывающим его собственные мысли. Он чуть замедлил движение рук, но не остановился. Он знал, что должен продолжить. Он знал, что ему не нужно искать оправдания.

— Нет, всё в порядке, — ответил он с лёгким усилием, не поднимая головы. Это было слишком очевидным. Он не мог отвести взгляда от воды, которая тихо стекала с ладоней. Почему? Почему так много времени уходит на это, и почему он не может просто завершить?

— Если хотите, я могу помочь, — сказал Николай, подходя ближе, и его взгляд стал более пристальным, чуть настороженным. Мирослав чувствовал, как его инстинкты, как омега, требуют защиты в этом моменте. Но он не мог позволить себе поддаться. В этом месте его место — быть сильным, быть тем, кто решает, когда наступить, а когда отступить.

Пётр Сергеевич нахмурился, и его взгляд стал более подозрительным, как будто теперь он ждал объяснений. Тишина наполнила комнату, создавая ощущение, что все ожидания сконцентрировались на этом едином моменте. Мирослав знал, что его скрытая игра продолжалась, что они ждали, что он ответит. Но он не знал, что ответить. Он не знал, что скажет, что будет правильно. В его голове звучали вопросы, но они терялись в беге мыслей. Почему именно сейчас? Почему этот момент?

Николай заметил это молчание, этот внутренний конфликт, но он не вмешивался. Пётр Сергеевич наконец отвернулся, тяжело вздохнув.

— Ну что ж, будем надеяться, что вам удастся всё сделать на высшем уровне, — произнёс он, и его слова будто подытожили всё происходящее. Он скользнул взглядом по Мирославу, но больше не сказал ни слова.

Мирослав почувствовал, как напряжение в воздухе немного разрядилось, но ощущение странности, которое он испытывал с самого начала, не покидало его. Слишком много вопросов, слишком мало ответов. И только этот процесс — моющих рук — продолжал оставаться с ним, напоминая о том, что всё в его жизни контролируется и контролирует его, но никогда не отпускает.

Мирослав продолжал свою рутину, пальцы снова и снова скользили по поверхности, втирая мыло в ладони, втирая его в каждую пору, в каждую трещинку, пока не исчезнет вся грязь, не уйдёт каждый след. В его голове, кажется,