Берсеркер: Маска Марса. Брат берсеркер. Планета смерти - Фред Сейберхэген

оставалось около часа. На другой стороне широкой долины тяжело вздохнул ледник; уронив огромный, в несколько тонн, пласт льда, он разразился новым, кристально чистым водопадом. В отдалении по-прежнему слышался неумолчный гул старых водопадов, напоминавший гудение органа. Постепенно Суоми начал воспринимать все окружающее целиком, а приподнятое настроение, владевшее им с момента выхода из корабля, сменилось обычным, и он понял, что никогда прежде не видел столь прекрасной и внушающей благоговейный страх картины – да и вообще ничего, что хоть отчасти могло бы сравниться с ней. Даже чудеса и страхи космоса – если их можно было воспринять – находились за пределами человеческой шкалы оценок. А этот ошеломляющий мир гор и долин, наполненных бушующей жизнью, был вполне доступен человеческому восприятию.

Шёнберг же остался недоволен увиденным. Должно быть, не обнаружил следов присутствия хищников.

– Давай-ка пройдемся, – коротко обронил он, убирая бинокль.

Суоми снова двинулся первым. Когда они прошли еще несколько сот метров, Шёнберг опять велел остановиться – на этот раз у подножия крутого склона. Наскоро осмотрев окрестности в бинокль, он указал на холм и произнес:

– Я поднимусь туда и посмотрю по сторонам. Пойду один – хочу осмотреться, тихо и незаметно. Ты стой здесь, никуда не отходи и будь начеку. По нашему следу вполне может кто-нибудь идти. Может, тебе удастся сделать неплохой выстрел, не сходя с места.

Суоми пробрала легкая дрожь от ощущения опасности. Он обернулся. Позади никто не двигался, не считая инеистых червей в отдалении.

– Ладно.

Суоми сел и принялся наблюдать, как Шёнберг поднимается по склону. Потом тот скрылся из виду. Тогда Суоми устроился поудобнее на своем каменистом сиденье, наслаждаясь отсутствием людей. Это было великолепно – оказаться в одиночестве впервые за… такое ощущение, что впервые за всю жизнь. Конечно, на корабле можно было уединиться, но другие тела и другие сознания все равно продолжали присутствовать. Хотя бы одно из них да находилось на расстоянии нескольких метров. Суоми прикоснулся к висевшему на поясе коммуникатору. Каналы для связи с другими охотниками и с кораблем были в полной готовности, но сейчас ими никто не пользовался. Все наслаждались физическим и душевным уединением.

Время шло. Шёнберг отсутствовал куда дольше, чем ожидал Суоми. На окрестности легла легкая тень – солнце скрылось за далеким ледяным пиком. И тут, без всякого предупреждения, перед Суоми появилась величественная тварь с ледника. Она была примерно в двухстах пятидесяти метрах, на каменистой осыпи, образовавшейся у подножия того самого склона, где сидел Суоми. Животное находилось совсем не там, откуда, по мнению Шёнберга, должны были появляться хищники, и смотрело не на Суоми, а вниз, медленно поводя головой из стороны в сторону. Суоми поднял бинокль и постарался припомнить, что было написано в распечатке. Прекрасный экземпляр, самец, возможно, живет уже второй сезон, только что вышел из второй за свою жизнь спячки, находится на пике сил и свирепости. Несмотря на густой оранжево-желтый мех, было видно, что бока зверя запали. Хищник превосходил размерами земного тигра.

Не вставая, Суоми недрогнувшей рукой поднял ружье и прицелился. Он всего лишь играл. Потом снова опустил оружие.

– Да, для начинающего расстояние слишком велико, – снова послышался сзади голос Шёнберга – тот стоял чуть выше по склону. Рев водопада наверняка должен был заглушить голос охотника задолго до того, как тот донесся бы до хищника, и точно так же он не дал Суоми услышать шаги Шёнберга, ступавшего по камням. – Но видимость отличная. Если ты не станешь пробовать свои силы, я выстрелю.

Суоми, даже не поворачиваясь, знал, что Шёнберг уже поднимает ружье, собираясь прицелиться. По-прежнему не глядя по сторонам, Суоми снова вскинул ружье (раздался хлопок, чуть громче, чем в тире, но при работе на полной мощности отдача оказалась неслабой) и преднамеренно выстрелил куда-то в сторону животного, просто чтобы напугать его и обратить в бегство. Брызнули крошки льда. Кошкообразное существо согнулось, затем развернулось в сторону землян. Прочесть по морде его намерения оказалось совершенно невозможно. Люди, жившие на Охотнике, по происхождению были землянами, хоть и перебрались сюда довольно давно; легко забывалось, насколько непривычными и чуждыми должны выглядеть все здешние существа.

Потом тварь с ледника бросилась бежать по склону, грациозно, словно кошка, делая огромные прыжки. Но не прочь от людей, как следовало бы ожидать (и как легкомысленно предположил Суоми). Животное не имело ни малейшего представления, с какой силой столкнулось, и потому чистосердечно вознамерилось убить их и съесть. Его гнал вперед безумный голод. Из-под мелькавших когтистых лап летели камни и снежная пыль.

«Стреляй!» Суоми не знал, кто произнес это слово – то ли Шёнберг, то ли он; а может, оно повисло в морозном воздухе само по себе, словно отражение его мыслей. Единственное, что знал Суоми, – то, что к нему приближается смерть, видимая и реальная. Его руки годились лишь на то, чтобы распределять эмблемы, обращаться с письменными принадлежностями, кисточками, электронными стилосами, переводя впечатления от мира во вторую или третью степень абстракции. Сейчас же Суоми словно парализовало, и он вот-вот должен был умереть. Его ввергла в оцепенение уверенность в глазах животного. Уверенность в том, что он, Карлос Суоми, – мясо.

Над ухом Суоми негромко хлопнуло ружье Шёнберга – раз, потом другой. Невидимый удар поразил атакующее животное. Прекрасная энергия броска столкнулась с более мощной и более грубой силой. Полетели клочья оранжево-желтого меха. Заряд энергии исказил форму скрытых под мехом мышц и костей. Огромное тело утратило грацию и стремительность. Но казалось, хищник все еще пытался добраться до людей. Потом тело зверя словно разорвалось по линии проникающих ранений и рухнуло. Теперь хищник напоминал испачканную чем-то красным игрушку. Суоми прекрасно видел обмякшую лапу с коготками, размером с приличный нож. Когти, дугой выгибавшиеся над подушечкой лапы, вонзились в груду талого снега, в каких-нибудь десяти метрах от ботинок Суоми.

Когда животное замерло, Шёнберг из предосторожности выстрелил в затылок хищнику, потом отбросил ружье и схватил голограмм-камеру. Засняв окровавленное, изломанное тело в различных ракурсах, он покачал головой, убрал камеру и произнес что-то успокаивающее, ободряя Суоми. Казалось, поведение Суоми нисколько не удивило и не расстроило бывалого охотника. Когда тот наконец-то ухитрился выдавить из себя бессвязные слова благодарности, Шёнберг лишь отмахнулся с изящной небрежностью – признак наивысшего презрения.

Глава 4

На второй день турнира, рано утром, жрец-распорядитель Лерос, неспешно шагая, отвел выживших участников – тридцать два человека – на пять километров вперед вдоль речного берега, где проходил первый тур, на горный луг, раскинувшийся у подножия горы Богов.