Однажды в июле - Максим Гарбузов

– Сейчас будет фейерверк, – сообщил мужчина Джорджу.

– Я знаю, – сказал Джордж. – Помоги мне подняться.

– Ты тоже хочешь его увидеть? – спросил мужчина с участием.

– Конечно, хочет, – это рядом оказалась Мелисса. – Пусть он тоже полюбуется.

Мелисса помогла слюнявому мужчине поднять Джорджа.

– Как думаешь, кто начнёт кричать первым?

Мелисса совсем не напоминала ту красавицу, которую видел Джордж ещё минуту назад. Сейчас перед ним была старуха, дряхлая и уродливая, а в её глазах застыл такой жестокий огонёк, что Джорджу было неприятно смотреть на неё. Джордж не знал, к кому обращался этот вопрос – ему или мужчине, кричащему про фейерверки. Но решил, что это и не имело значения, он видел Адрианну, стоящую у дальнего конца блока в одиночестве. Она смотрела прямо на него и только на него. Джордж махнул ей рукой.

ОЛИВИЯ

Это было нечестно, что им не позволили посмотреть на чудо вместе с остальными. Оливия не находила себе места от злости и нетерпения. Каждая минута нахождения в клетке только усиливала её страдания. Ей казалось, что она слышала восторженные крики людей, которым посмотреть на чудеса позволили, и это добавляло ей мучений.

Майк тихо хныкал, сидя в углу. Он тоже хотел посмотреть вместе с остальными. Оливия разделяла его чувства, в отличие от Лоуренса, который велел Майку заткнуться и сидеть молча, иначе он сломает ему руку. Оливии было забавно такое слушать от Лоуренса. И дело было даже не в том, что едва ли было кому-то по силам сломать руку Майку (великан был уверен, что это мог сделать любой, хотя сам обладал сумасшедшей силой). Она знала, что Лоуренс единственный, кто в их банде не был склонен к насилию. Лоуренс всегда пытался найти ненасильственный способ решения проблем. Лоуренс был умным, и это выгодно отличало его от остальных. Лоуренс даже не подозревал, что Оливия давно неравнодушна к нему, несмотря на свой интеллект, он был уверен, что ей нравится Билл. Подумать только, ей нравится Билл, этот злобный коротышка, мнивший себя преступным гением и похитителем женских сердец. Странно, что при всём своём уме Лоуренс совершенно не разбирался в женщинах.

Оливия оторвала от блузки кусочек ткани и протянула его Лоуренсу.

– Вытри кровь, – сказала она ему. Губы Лоуренса распухли и напоминали две баварские сосиски. Оливия чувствовала странное спокойствие по этому поводу. Она сама себе удивлялась. Она не находила себе места от волнения, когда он подхватил эту жуткую кишечную инфекцию, и сколько сил она потратила, чтобы не показать свой страх никому из банды. Но сейчас кровь Лоуренса её нисколько не волновала, она думала только о волшебном шаре в сумке Кэлвина. Откуда Оливия знала, что в сумке Кэлвина был именно шар, она даже не задумывалась.

Лоуренс взял ткань и приложил его к лицу. Его лицо было серым и мрачным.

– Почему они не разрешили нам пойти вместе с остальными? – спросила у него Оливия, но Лоуренс так посмотрел на неё, что ей внезапно стало очень стыдно за свои слова. Она отвернулась к стене и стала слушать, как за окнами шумит ветер и дождь.

– Почему они послушали его? – раздался голос Лоуренса, но Оливия не поняла, к кому он обращался. – Разве они не видели, что все его слова ложь?

– Они заключили сделку с дьяволом, – внезапно заговорила Реджина. – Теперь они будут делать всё, о чём он их ни попросит.

Оливия повернула голову и увидела, что Лоуренс подошёл к решётке, отделяющей их от прохода, и выглянул из неё. Едва ли ему было видно Реджину, но, очевидно, он хотел услышать всё, что она скажет.

– Откуда ты знаешь его? – спросил Лоуренс.

– Однажды он вот так же появился и на моём пороге, – ответила женщина. – Он появился в самый тяжелый день моей жизни. Он чувствует горе, как собака чувствует запах мяса, и всегда идёт на него.

Оливия видела, как пальцы Лоуренса сжали прутья решётки с такой силой, что у него побелели костяшки.

– И что ты сделала, когда он пришёл? – спросил он.

– Я впустила его, разве это не очевидно? – сказала женщина, и в её голосе было столько горя, что Оливия на мгновение забыла о шаре. – Когда ты сидишь над горой таблеток и думаешь, принять их или нет, когда ты думаешь, что жизнь твоя закончена и в ней больше ничего нет, в твою дверь внезапно кто-то стучит, ты схватишься за эту возможность как за спасательную соломинку.

– Вы хотели покончить с собой, когда он постучал в вашу дверь?

– Я же говорила, что он чувствует горе, – выкрикнула Реджина. – Разве не поэтому он появился здесь во время урагана. Ему нужен страх. Он питает его, этот кристалл. И несмотря на то что ты знаешь, что он зло, когда он стоит на твоём пороге со своей улыбкой и говорит, что всё только начинается, ты его впускаешь, сначала в дом, потом в свою постель, а потом и в свою жизнь.

– Но что именно ему нужно? – спросил Лоуренс, прижав голову к прутьям, будто это могло помочь ему лучше расслышать ответ.

– А мне откуда знать, – ответила Реджина и рассмеялась грубым каркающим смехом. От этого смеха по спине Оливии пробежали мурашки. Этот полубезумный смех в полутёмном блоке смертников, когда за стенами бушует ураган, испугал кого бы угодно.

– Но ты же с ним знакома, ты знаешь, что именно он ищет, – не отставал от Реджины Лоуренс.

Но его вопрос вызвал лишь новый взрыв хохота.

«Она сумасшедшая», – подумала Оливия.

– Если бы я знала, что он задумал, неужели я бы оказалась здесь, в этой клетке? – спросила она, давясь смехом. – Я никогда не была ему другом, я была всего лишь кормом для его шара, а когда он высосал меня досуха, он бросил меня как старую ненужную вещь. – Теперь в смехе женщины слышались слёзы. – Всё, что я знаю, это то, что он ещё не закончил с вами. Его представление – это только начало.

Внезапно дверь в блок отворилась, и на пороге появился Гарет. Его лицо было пепельного цвета, а в глазах застыло безумное горе. Оливия увидела, что Гарет в руках держал карабин. У неё в голове мелькнуло, что он пришёл, чтобы убить их, столько безумия было в его глазах, но вместо того чтобы стрелять, он положил карабин на плечо и, вытащив из кармана связку ключей, открыл камеру.

Лоуренс отступил