Последнее слово единорогов - Виолетта Орлова

Хунт робко взял в руки ложку, аккуратно зачерпнул отвратительной жидкости и, закрыв глаза, поместил себе в рот.

– Браво! – захлопали остальные и принялись бить в барабаны. Молния осветила вытаращенные глаза полидексянина и жуткую гримасу, исказившую красивые губы. Гэнт, не отставая от приятеля, тоже принялся за угощение. Начал он бодро, даже слишком, но в какой-то момент внутренности его на глазах у всех вывернуло наизнанку, и он немедленно расстался со своим малопривлекательным ужином.

– Я… Не буду есть! Это ужасно! – воскликнул он отчаянно, и его снова стошнило.

– Какой кошмар! – наигранно ахнули придворные. – Столь невежливо отказаться от фирменного блюда, предложенного самим королем! Как вы посмели! Послы оскорбили его древесное Величество! Вы будете с позором изгнаны с дерева! Король помилует вас сегодня, однако завтра вам придется понести расплату!

С этими грозными словами одуревших послов вывели из залы, а король кивнул наместнику:

– Можете начинать, – тихо произнес он.

***

Кирим с лопатой наперевес находился в числе жалких неудачников, кто в кромешной тьме расширял канализационный проход, лавируя меж толстых корней беруанского древа. Стылый холод прихватывал руки, окрашивая кожу в красный цвет, нос щекотал отвратительный смрад фекалий, пробиравшийся до самого желудка и вызывавший рвоту. Свободолюбивый степной сокол попал в темницу…

Как он здесь оказался? Кирим и сам плохо это осознавал. Просто в один момент злой рок вмешался в его прекрасную жизнь с Тилли в шатрах Ролли и поставил на ней жирную точку, ибо Мир чудес сломя голову сорвался с места и отправился в Беру.

Назревал конфликт между полидексянами и беруанцами; армуты сперва долго думали, чью сторону занять. Для меркантильных купцов вопрос прибыли стоял на первом месте, а торговали они и с теми и с другими. Впрочем, столица предлагала все же больше возможностей в экономическом смысле, и посему вопрос «за кого воевать» решился сам собой. Щедрый король предлагал неплохое вознаграждение, так что армуты более не колебались. Защитить прекрасный подвесной град от нападок вероломного врага – это ли не благородная цель? Этим предлогом пользовались, соблазняя на военные действия простой люд; для богачей же придумывался другой предлог – об экономической выгоде и пользе для армутских городов в целом. Так, обольщая одних и обманывая других, удалось склонить кочевников на военные действия. Впрочем, отозвался только Мир чудес. Тимпатру находился слишком далеко, равно как другие кочевые города. Мир чудес же и так часто околачивался рядом со столицей; как наступил оюнь, армуты максимально приблизились к Беру. Теперь же они пребывали в Омароне, ожидая от короля конкретных указаний. В принципе, кочевники слыли неплохими воинами, ловко орудовавшими мечами и пиками. Легкая кавалерия была вооружена луками и дротиками. Смелость, граничащая с бесшабашностью, маневренность, жестокость – вот те качества, которые делали армутов славными воинами. Однако они все же до последней минуты надеялись, что воевать не придется, и Полидекса сумеет как-то договориться с Беру. Этого истово ждал и Кирим, который хоть и запугивал иногда своих товарищей кривым кинжалом, совершенно при этом не представлял, как можно по-настоящему вонзить лезвие в грудь человека. Но все сложилось куда хуже, чем он ожидал.

Королю понадобился специальный отряд для проникновения в стан врага с тыла, кого же можно было задействовать в этом случае? Ответ напрашивался сам собой: тех, кто находился в статусе рабов. Их все равно особо не жалели; невольников в армутском обществе никогда не почитали за людей. А Кирим, как назло, считался рабом госпожи Тиллиты; ведь именно на этих основаниях он проживал у нее в шатре. Увы, беднягу ничто не спасло от печальной участи: ни трогательные мольбы Тиллиты, ни его собственные жалкие протесты (оставшиеся безо всякого внимания), ни особый статус семьи Ролли, ни несметные богатства. Поэтому сейчас Кирим, – статный красавец с тонкими чертами лица, изящной гибкой фигурой не воина, но скорее аристократа, облаченный в безразмерный красный кафтан с национальным орнаментом, грубые серые штаны, уродливую шахтерскую каску, гутулы – сапоги без каблука, с лопатой в руке и оружием за спиной, стиснув зубы, расширял темный канализационный проход, который вел между огромных узлов корней беруанского дерева, сплетенных таким причудливым образом, что порою приходилось прорубать себе дорогу. Увы, война тоже отвратно сказывается на экологии.

Монотонная работа немного успокаивала нервы и чуть ослабляла мандраж, охвативший Кирима с самого начала, как он вошел в подземелье. Привыкший к вольной степи, бедняга с ужасом взирал на бурые земляные стены, окружавшие его со всех сторон и давившие своей тяжестью. Клаустрофобия угнетала его, однако еще более – мысль о скором столкновении с полидексянами. Кириму еще никогда в своей жизни не приходилось убивать. Да, он крал, прислуживал богачам, да, порою обманывал и поступал нечестно. Но не убивал. Конечно, его одно время восхищала жестокость охотников, славившихся кровавыми расправами над поработителями, но общение с Артуром быстро поменяло его мировоззрение. Теперь же мысль об убийстве откровенно претила ему; как же вести себя на войне? С одной стороны тяжким грузом давит приказ и необходимость защищать собственную жизнь, а с другой – человек, мишень, которую надо во что бы то ни стало поразить. Либо он, либо ты сам. Два человека на весах, две живые души, как сделать выбор? С мучительной остротой размышлял над этим Кирим, с ужасом представляя в своих смуглых руках не лопату, а боевой меч. Вонзить его в чужое горло, но главное – кому? Такому же человеку, как ты сам, над которым довлеет бездушный приказ. Будучи рабом, Кирим не особенно задумывался о нравственной стороне поступков. Ему говорили – он делал, без ропота и рассуждения. Однако теперь Кирим сам себе властелин и несет ответственность за принятые решения. Останется ли он благородным или обагрит руки в крови? Думать обо всех этих сложных вопросах было просто невыносимо, и тогда Кирим принялся представлять нежное лицо Тиллиты. Прощание с любимой прошло как в тумане, догадывалась ли она, что их отправили на верную гибель? В малом количестве, в самое сердце врага… Ах, лучше бы они тогда пошли с Артуром в путешествие, когда еще была такая возможность! Рядом с ним Кирим ощущал душевное успокоение: друг являлся для него непоколебимой скалой, твердой и надежной, о которую, подобно переменчивым волнам, разбиваются все смутные сомнения, тревоги и печали. Юный армут почувствовал, как вместе с потом бегут по щекам предательские слезы, ибо ему стало ужасно жаль самого себя.

– Работай активнее, красавчик! – злобно рявкнул в его сторону надзиратель. У группы смертников тоже имелись надзиратели: такие же рабы, призванные отправить свое