Последнее слово единорогов - Виолетта Орлова

Не является ли его поступок ребячеством? Самому Артуру не удалось помочь Дорону, а он сейчас новоявленным героем заявится в поселок, напугает вооруженных до зубов захватчиков, спасет отца Тина и, как ни в чем не бывало, вернется к своим? Эта сумасбродная идея звучала в его голове смешно; что уж говорить о ее выполнимости. Хорошо, что еще ночь, она скрывает их присутствие. Серп месяца тонким волосом висел в небе, казалось, потяни за ниточку, и он обрушится на голову.

Чтобы не думать о собственном безрассудстве, Тод принялся считать шаги. Один, два. Джехар уныло плелся впереди, подбадриваемый послушным ирбисом. Славные животные, как жаль, что придется с ними расстаться!

Ночная Та-что-примыкает-к-лесу выглядела весьма экзотично из-за разожженных костров, которые оранжевыми бусами оплетали дома, огороды, сараи и скот.

Увидев знакомые места, Джехар приободрился, подтянулся. Тод заметил изменения в его повадках и движениях; значит, мерзавец затеял недоброе. Тод намеренно старался держаться подальше от костров и скопления людей; лишние встречи им сейчас ни к чему. Где же Дорон? И здесь Тода поразила еще одна неприятная мысль: у него совершенно не имелось плана, как действовать. Вся его гениальная идея заключалась лишь в том, чтобы дойти до деревни, а дальше что? Об этом он как-то не успел поразмыслить.

Они проходили мимо чахлого приусадебного огорода, где тоже горел небольшой костер, правда, один-единственный. Огонь освещал весьма неприглядное чучело. Вероятно, хозяева с его помощью желали отпугивать ворон, однако и на Тода увиденное произвело неизгладимое впечатление.

С одутловатым поплывшим лицом, в каком-то отвратительном рубище, залитый оранжевой краской, будто ржавчиной, – этот уродец поистине являл собой жуткое творение человека. Под ним прыгали злобные дворовые шавки, пытаясь атаковать чудовище снизу.

Подойдя ближе, Тод замер как вкопанный, тело залило ледяным потом, а дурнота рывками принялась выталкиваться наружу. Ирбис подле него тоже настороженно остановился, пошевелив ушами. Собаки, заметив приближение незнакомцев, страшно испугались и кинулись в разные стороны; очевидно, вид клыкастого короля гор немало их смутил. Но Тод не смотрел на них, шокированный взгляд его застыл на обвисшем на шесте человеке. На шее у несчастного висела деревянная табличка с весьма лаконичной надписью: «беруанец».

Жизнь порой награждает человека моментами, когда у того неизбежно наступает взросление. У каждого это происходит в разное время: у одного в десять лет, а у иного в семьдесят. В самом деле, существуют ли какие-то критерии «взрослости»? В Беру, кажется, подобной чертой между юностью и опытностью считался возраст семнадцати смрадней: невидимый рубеж, переступив который позволялось многое: без зазрения совести накачивать себя жизурманом, обжиматься с девчонками на тенистых ветках, читать запретную литературу и многое другое. Однако, и Тод сейчас очень хорошо это прочувствовал, взросление приходит как-то иначе. Он вроде так уже много всего повидал, потерял в детстве сестру, не раз сталкивался со смертью, помогал и предавал, казнил и миловал, но глядя в пустые мертвые глаза отца своего друга, он только теперь ощутил себя дряхлым стариком, который скорбит о печальной судьбе всего мира. Горькие слезы полились по его щекам, ибо ему действительно было искренне жаль Дорона Треймли, человека из его теперь уже далекого детства. Человека, который вот так неожиданно заставил его повзрослеть.

Тод обхватил себя руками, словно пытаясь защититься от невидимых врагов, сколько он так простоял? Время будто протекало вне его самого. Но когда Тод вновь занырнул в реальность, то, к своему удивлению, не обнаружил рядом Джехара. Пройдоха, пользуясь удобным случаем, сбежал, что, впрочем, легко можно было предвидеть. Ну зачем, зачем он вообще пошел сюда? Артур ведь предупреждал, что все кончено, и Дорону уже не помочь. И откуда у него такое предубеждение против его слов? Почему ни разу не послушал, не поверил?

Рассеянно Тод заскользил по запыленной дороге, сбитой от крупных полидексянских обозов, по бокам вилась сушеная солома вместо травы. Возвращаться в лабиринт, но зачем? Тода озарило странное понимание того, что жизнь его абсолютно бессмысленная: он просто плывет по течению: ни дома, ни врагов, ни друзей. Тод так часто поступался другими ради себя, но только теперь понял: он и для своей персоны ничегошеньки хорошего не сделал. Все пошло лишь во вред. Оставаться здесь? Так его, верно, убьют, как несчастного господина Треймли.

Тод рассеянно почесал у барса за ухом: тот прижал уши, будто безобидный котенок.

– Возвращайся, – ласково прошептал беруанец. – Пусть чувство дома ведет тебя до конца.

Ирбис в нетерпении взмахнул хвостом; зверь так ждал этого разрешения, ибо именно оно позволяло убраться восвояси. Затем его ловкое гибкое тело растворилось в предутренней мгле. Тоду стало зябко, и он досадливо повел плечами. Глупость на глупости; что такое с ним сегодня?

Совершенно неожиданно расстроенный юноша увидел перед собой на дороге человека. Смутное предчувствие зародилось в его душе: он где-то его уже видел, но когда? Немолодой, сутуловатый, невысокий, с благообразным ухоженным лицом, внушавшим доверие, с длинными обвислыми усами, натертыми благоуханным маслом – нет, они не встречались раньше. Но красивые оленьи глаза с черной щеточкой по-щегольски густых ресниц, мог ли он их забыть?

– Кто вы такой? – резко поинтересовался Тод, не выдержав мучительной неизвестности. Мужчина вздрогнул; очевидно, он тоже находился в своих мыслях и никого не видел вокруг.

– Меня можно называть господин Мильхольд, я – директор Доргейм-штрассе. А вы кем будете, молодой человек? И что забыли здесь в столь поздний час? – приятным голосом ответил он, с напряжением вглядываясь в темноту.

– Но мы… Вроде как мы с вами уже встречались! – ужасно волнуясь, проговорил Тод и сделал шаг вперед.

– Что-то я вас не припоминаю… – задумчиво отозвался старик, щуря подслеповатые глаза.

Иди, я посижу с ней… Не бойся, я подержу ее, пока ты сходишь за мячом... – эхом отозвалось в голове Тода, ибо он отчетливо вспомнил день, когда потерял сестру. Отдаленная ветка. Злополучный мяч, укатившийся к самому краю. И добрый незнакомец с благообразным лицом и преступными помыслами…

– Это были вы тогда! В Беру! Вы забрали сестру на моих глазах! Заставили испытывать вину, которую я пронес через всю свою жизнь! Не доглядел, не усмотрел, меня называли убийцей, а все из-за вас! – сбивчиво воскликнул Тод, рукой уже нащупав нож. Джехар сомневался, умеет ли он им пользоваться? Сейчас он всем докажет обратное!

– Я мечтал вас найти, чтобы отомстить! – дрожа от ненависти, пробормотал Тод.

– О чем вы говорите? – в страхе отступая, произнес старик. – Какая сестра? Я уже давно не живу на дереве.

Его обеспокоенное лицо, наполовину тонувшее в темноте, наполовину посеребренное луной, показалось Тоду чудовищно-жутким, но самое страшное