Фарфор Ее Величества - Максим Андреевич Далин

— За тем зеркалом, которое в кабинете? — спросил я.

— Да, — сказал Ричард. — Но я, конечно, попробую контролировать и другие зеркала в замке, если там есть большие.

Индар слушал, скрестив руки на груди. Не знаю, как ему удавалось изображать и лицом, и всем телом сногсшибательный скепсис.

— Авантюра! — пробормотал он и пропел на мотив когда-то модной перелесской оперетки, которая и в нашей столице шла: — Авантюра, авантюра, авантюра, господа!

— И что ты, ваша светлость, в театр не поступишь? — проворчал Барн.

— С фарфоровой мордой в приличной пьесе особо не сыграешь, — печально сказал Индар.

Барн не успел съязвить в ответ. Наше зеркало высветилось зелёным — и я принял вызов.

И запыхавшаяся Карла, порозовевшая, явно прибежавшая в каземат только что, радостно выдохнула:

— Не ушли ещё! Славно!

— Леди-рыцарь хотела мне что-то сказать? — мне ужасно хотелось прижаться к стеклу целиком. — Мы, быть может, увидимся сегодня.

— Не сглазь! — фыркнула Карла сердито. — Хотела на тебя посмотреть. На удачу.

Гладила стекло. Меня по лицу, быть может.

— Удача будет, — сказал я весело.

У меня камень с души свалился. Я видел Карлу — жизнь становилась намного сноснее. Но тут вдруг меня дёрнуло.

— Послушай, — сказал я, — а ты не знаешь, как Далех снимает… ну вот это… запрет на Дар? Если это графическое проклятие, татуировка?

— Знаю, — тут же сказала Карла, явно думая не об этом. — Я как-то видела, как он сжигает у дракона запрет на полёты. Потом Далех говорил, что всё делается более или менее одинаково. Грубо говоря, татуировку надо сжечь… а что?

— Дар калеки замкнут татуировкой, — сказал я. — И я что-то подумал…

— Нечего думать, — отмахнулась Карла. — Доставите его, и Далех сделает. Шаманы это отлично умеют, это их метод.

— Конечно, — сказал я. — Я же не умею, я так спросил. И я очень рад, что ты пришла. Я думал, ты не придёшь, будешь ждать нас во плоти.

— Я буду, — сказала Карла. — Одно другому не мешает. Главное — я тебя увидела. Хорошо. Идите, за вас молятся. И я… в общем… неважно. Мне просто опять надо бежать. Иди.

И погасила зеркало.

Я стоял, прижавшись к стеклу ладонями, и думал: тебя любят — ты можешь идти в любую тьму. Надо вернуться. Необходимо вернуться.

— Леди как всегда, — сказал Индар со смешком. — Быть ласковой Карла не умеет даже с… гхм… близкими друзьями.

— Нам пора идти, — сказал я.

Объяснять некоторые вещи — бесполезно. Тем более — когда пора прощаться.

— Бог в помощь, ваш-бродь, — сказал Барн.

Было очень заметно, что он сильно нервничает, и я трепанул его по плечу.

— Утром увидимся, братец.

— Удачи, капитан, — сказал Сэлди.

Аклер молча кинул пальцы к козырьку. На мне не было головного убора, я, как гражданский, кивнул в ответ. Барн подал мне винтовку — много всего напомнила её привычная тяжесть. Я был экипирован почти как тогда, перед Синелесьем, это было правильно и хорошо, но вспоминать о рейде сейчас совершенно не хотелось.

Несмотря на нашу победу, не добавляло оптимизма.

— Я очень, очень буду ждать, — сказал Рэдерик. — И вас, мессир Индар, тоже.

Тронул Индара. Тот кивнул, отвёл глаза.

— Ладно, — сказал Ричард. — Поехали потихоньку.

И открыл зеркало.

Входить мне всегда было тяжело, как нырять в ледяную воду, но в этот раз — особенно: я впервые входил на Зыбкие Дороги в теле, привязанном к душе тремя Узлами. И разницу ощутил сразу: мёртвый холод обрушился и подмял, как лавина камней, в первый момент я вообще не мог больше ничего воспринимать, кроме острейшего холода, оглушившего, ослепившего, резкого, как сильная боль.

Как ни странно, в чувство привела мысль, что Индару хуже, — и я смог как-то сфокусировать на нём взгляд.

— Ох, я думал, здесь как-то иначе, — еле выговорил он.

В этом пространстве — почти нигде, как я это понимаю, на зыбкой грани миров и мест — и голос звучал нереально, не голос, а его далёкое эхо, и обычные предметы и люди казались чем-то совсем иным.

Я уже видел раньше здешний облик Ричарда — высоченную фигуру, сотканную из лучей мягкого света. Я помню, как сиял адмирал Олгрен — его, как солнце, можно было отчасти увидеть даже сквозь опущенные веки. Но все фарфоровые выглядели по-разному: Зыбкие Дороги оставляли от человека суть. Каждый светился тут по-своему.

И вот сейчас я понимал, что Индар стоит на уходящем во мрак, колеблющемся полотне из слабо светящихся ледяных струн, но видел рядом парящую над дорогой крылатую серую тень, странным образом подсвеченную изнутри слабым светом, напоминающим пламя свечи. Интересно, каков я его глазами, успел я подумать — и тут же нас окликнул Ричард.

— Парни, соберитесь, мы идём! — светлый и оглушительный раскат грома небесного.

И надо было как-то передвигать ноги, шагать вперёд, а каждый шаг отзывался во всём теле холодом, острым, как боль, и дорога под ногами казалась совершенно нереальной, непонятно как держащей тело. Всё равно что идти по лунному лучу — и жутко было видеть, как струны света провисали и подавались под ногами.

— Здесь же можно… лететь… — потрясённо шепнул Индар.

Я услышал так, будто он сказал мне в самое ухо. А под нами открылся громадный город с дико высокими домами, весь в ослепительных огнях — в какой-то опрокинутой бездне…

— Не отставайте, — окликнул Ричард, голос громыхнул светлым металлом. — Сюда!

Где ж ты думал провести здесь обряд, мелькнуло в моей голове. Тут впрямь не на что опереться: всё только кажется, всё — иллюзия и обман. Хорош я был, когда соглашался.

Дорогу преградила стена из чего-то вроде матового стекла, местами покрытого инеем, — и распалась, как только Ричард тронул её рукой. Осколки, которые показались мне тяжёлыми, полетели в пропасть, порхая и кружась, как опавшие листья по осени. За стеной мерцал высокий, выше человеческого роста, прямоугольник зеленоватого света.

Я узнал открытое зеркало.

— Идите! — сказал Ричард. — Это оно. А я буду ждать здесь.

Я сжал гранату в кулаке и перемахнул через раму, спиной почувствовав, как за мной переходит Индар. Тепло жилья в живом мире в первый миг показалось мне печным жаром — и потребовалось несколько мгновений, чтобы понять: вот оно.

Кабинет. Тот самый.

Наше сумеречное зрение всегда обостряется после Зыбких Дорог, что пришлось очень кстати: в помещении было совсем темно. Кромешную темень слегка развеивало только тусклое зелёное свечение зеркала и мутный свет от окон: видимо, во дворе замка горел фонарь. Я ожидал волны омерзения, как в Синелесье, но кабинет был чище аптечной склянки: в отличие от Хаэлы Нагберт не