Фарфор Ее Величества - Максим Андреевич Далин

Между тем порисовать впрямь было полезно. Пока я занимался этим художеством, мысли пришли в порядок и снова стало возможно анализировать сравнительно хладнокровно. Дверь перед нами покрывал тонкий, как листок бумаги, слой чего-то мерзкого. За дверью чувствовался неживой жар ада, который то приближался, то удалялся снова — я подумал, что это тот самый домашний охранник, которого калека видел во сне.

— Чем это дверь намазана? — спросил я.

— Маленькое запирающее проклятие, — Индар вновь достал свою склянку с Чёрным Солнцем. — Сейчас грохнем.

— И тварь прискачет.

— Она плотская. Но глушить её гранатами не обязательно. Ты ещё не забыл, куда стрелять?

Если металлическая звезда с призывом внутри гада на обычном месте — стрелять в центр грудной клетки. А если Нагберт сделал что-то не так? Просто из упрямства — или из перестраховки?

Я скинул винт с плеча.

И дальше всё пронеслось в один миг.

В этот раз обряд очищения прошёл уж слишком бурно: Индар высадил дверь, сорвав её с петель. Дверь вылетела в коридор и сбила с ног кинувшуюся к нам тварь, а я по какому-то неожиданному наитию выстрелил гаду в башку.

Грохот выстрела прозвучал в коридоре непривычно глухо, будто в вату.

Голова твари разлетелась вдребезги, разбрызгивая зелёную слизь, и я чётко увидел, как вместе с гнилым мозгом из неё вылетела и звезда. Нагберт соригинальничал.

— Хорошая интуиция, — одобрил Индар.

— Быстрее! — приказал я, как солдату. — Мы на месте.

Я зря грешил на память калеки: он запомнил и показал во сне почти точно. Мы пробежали по коридору, который оказался короче, чем нам представилось из сна Оуэра, мимо развилки — в тупик, где увидели дверь, запертую на висячий замок.

Боль висела в этом коридоре, как ядовитый дым, — и я даже заметил на дверном косяке тех омерзительных мелких полуреальных тварей, которых мы видели кормящимися на виселице. Всё равно что написать на двери крупными яркими буквами: «ЭТО ЗДЕСЬ!»

Я сбил замок прикладом так легко, что сам удивился — и на меня обвалилась эта давняя концентрированная боль, усиленная Даром, в совершенно нестерпимом запахе нечистот и грязного измученного тела. И я, оказывается, был настолько не готов увидеть то, что увидел, что на миг глазам не поверил.

— Что ты встал⁈ — прошипел Индар. — Забирай его или пропусти меня!

Я посторонился — и Индар поднял калеку.

Сына Нагберта. Его родного сына, в дым, в прах, в кишки!

Оуэр просто не имел вообще ничего общего с тем тоненьким эльфом, которым видел себя во сне. Индар держал на руках очень юного Нагберта — с лобастой головой в буйных спутанных чёрных лохмах, с пронзительным и злым взглядом чёрных глаз, с кургузым тельцем, завёрнутым в какое-то ветхое тряпьё с дырой для шеи, и с подлой пародией на руки и ноги, какими-то кукольными растопыренными пальчиками, торчащими прямо из плеч.

И — да, у него на лбу впрямь горела наколка, очень сложная синяя звезда, вызывающая боль при одном взгляде на неё.

Индар держал его бережно, осторожно отвёл волосы с глаз. Калека взглянул ему в лицо, облизал потрескавшиеся губы в кровавой коросте и хрипло шепнул:

— Бегите. Стражи.

— Ты говоришь⁈ — поразился я.

— Не время, — сказал Индар. — Он прав.

Я выскочил из камеры с винтовкой наперевес — и остановился.

Со стороны лаборатории, из открытой двери её, из стен, из пола и потолка вытягивалось что-то вязкое, исчерна-зеленоватое. Это выглядело бы так, будто множество людей, пытаясь выбраться из трясины, тянули руки из вязкой жижи — если бы в этом тёмном, шевелящемся, не вспыхивали злобные и чудовищно разумные зрячие огоньки.

Оно не торопилось, но надвигалось неотвратимо.

И я мгновенно понял, что пробиться к зеркалу нам не светит вообще, и единственный шанс выбраться отсюда — бежать навстречу тварям, свернуть наудачу в один из коридоров на развилке и надеяться, что где-то там есть лестница наверх.

— Туда! — крикнул я и показал пальцем.

— О бездна! — выбранился Индар.

И мы рванули вперёд так быстро, как только смогли. Тем поразительнее, что неторопливая мерзость приближалась до изумления скоро, мы подбежали к развилке, когда она уже тянула свои растопыренные отростки в оба коридора.

— Бездна адова и владыки скверны! — охнул Индар, притормаживая.

— Вперёд, трус! — заорал я. — За принца, за королеву!

Подействовало. И ещё кое-что подействовало: когда мы почти встретились с вязкой гадиной и она подтянулась совсем вплотную, отростки отдёрнулись с болезненным писком. От наших тряпок, разрисованных защитками!

Вряд ли эти убогие рисунки защитили бы всерьёз и надолго. Но они выиграли для нас несколько мгновений и дали удрать по левому коридору. Наобум, куда глаза глядят. Просто потому, что там было светлее, чем справа.

— Весело, если там тупик, — пробормотал Индар мне в спину.

— Не каркай! — огрызнулся я.

Никто не станет строить коридор, который кончается стенкой, думал я. Если это не ловушка. Ну, так-то, конечно, может быть, и ловушка…

Это же замок Нагберта.

Всё правильно. Там же горел газовый рожок, он освещал выход на лестницу. И оттуда, с лестницы, мимо рожка, тоже тянулось это вязкое, зеленоватое, зрячие глазки поблёскивали весело.

Они нас обложили. Выхода нет. Мы остановились.

— Ты знаешь, как с этим справиться? — спросил я Индара.

Он мотнул головой.

— Личные разработки папочки Нагберта. Я такого никогда не видел.

— Смерть? — тихо, хрипло спросил калека.

Я думал. Медленная мерзость приближалась до тоски быстро.

— Ладно, — сказал я наконец. — Индар, отвернись, попробуй прикрыть Оуэра собой. Вот так. Его — к стене, а сам — спиной вперёд. Пригнись. Понеслось!

В этот миг я благодарил Вседержителя, судьбу и Карлу за гранаты! Я закинул винтовку за плечо, наскоро черкнул на металле огарком свечи древнюю розочку, изгоняющую нечисть, — и, как только Индар отвернулся, сделал несколько быстрых шагов вперёд, рванул кольцо, чуть придержал, швырнул гранату вперёд, на лестницу, и кинулся назад, насколько успел.

Грохнул взрыв, посыпалась штукатурка, ещё какие-то обломки. Тварь издала мучительный писк — так пищит и свистит не живое существо, а паровой котёл, например, перед тем как взорваться — и шарахнулась назад до изумления проворно.

А лестница уцелела. Прочно строили.

Я рванулся вперёд, держа в руке вторую гранату. Сложно сказать, что ушибло тварь сильнее — взрыв или восковая роза, но, похоже, она не хотела больше, учёна была. Она отступала по ступенькам, зрелище было безумным, будто вода, утекающая вверх, а я поднимался за ней, шёл с гранатой, занеся её для броска, — и этого хватило, чтобы выбраться из подземелья.

Здесь, в высоченном зале, где много пространства,