Простые истины - Андрей Александрович Васильев

Николаевич. — Кто не с нами — тот против нас. Там как вышло? Гули — они же тугодумы, наверху жизнь уже изменилась, а они считали, что там лихолетье и военный коммунизм как были, так и есть. То есть — хватай человека и тащи под землю, все одно никто искать не станет. Вот и уперли женщину с ребенком, а те оказались семьей какого-то наркома. Это сейчас родню власть предержащих на казенных машинах с личным охранником по магазинам возят, а тогда и семьи совработников пешком по Москве ходили, и наркомы, и даже сам товарищ Сталин. Последний, правда, до поры до времени, пока покушение на него не устроили. Но не суть. Наши коллеги быстро смекнули, что к чему, а через день-два вещи и обрывки одежды пропавших в тоннелях нашли. Ардову, ясное дело, нагорело крепко, он чуть в СЛОН не загремел.

— Куда?

— На Соловки, — пояснил Францев. — Соловецкий лагерь особого назначения. Но обошлось, Бокий заступился. Было решено разговоры более не вести и сделанное не прощать, потому через недельку подвели куда надо шланги, залили под землю горючки и пустили пал. Вероятность того, что Москва не только внутри, но и снаружи здорово полыхнет, конечно, имелась, и немалая, но риски были сочтены допустимыми. Просто пришло время для эдакой показательной казни, если угодно, аутодафе, без нее было уже не обойтись. Такой казни, о которой вся ночная Москва сначала будет долго говорить, а потом еще лет сто ежиться лишь при ее упоминании. В результате акция сработала отлично, памяти о ней хватило надолго. Даже в сорок первом, когда ситуация в столице сложилась сильно не ахти, и то никто не рыпнулся. Ну, кроме совсем уж отмороженных личностей, в основном из числа вурдалаков.

— Так, а чего же сейчас мы что-то в этом роде не провернем? — изумился Олег. — Самое же время?

— Увы, не самое, — усмехнулся Францев. — Своими силами нам такое не организовать, нужна поддержка сверху и сбоку.

— Сбоку?

— Ну, я фигурально выразился. Проще говоря, требуется поддержка милиции и Конторы, без них подобную операцию не осилить. А им вынь да положи санкцию откуда?

— Сверху?

— Верно. Без нее никто и пальцем не шевельнет. До и с ней, признаться, не факт. Хотя в любом случае ее не будет: тем, кто сейчас высоко сидит и далеко глядит, не до наших маленьких неприятностей, у них есть дела поважнее. То, «да, да, нет, да», па-а-анимаешь, то раздача портфелей, то утверждение бюджета, то дискуссии о том, как страну с колен поднимать станем. Короче — у них дела, у нас делишки.

— А те, что в двадцатых? Они же смогли?

— Другая страна была, — пояснил Аркадий Николаевич, — и другие люди. Вообще другие. Они мыслили не так, как мы нынешние, понимаешь? У них не было «я», имелось только «мы». Не существовало твоей-моей работы, была общая. Потому что вокруг все общее — и беды, и победы. Кстати, московский розыск, который очень сильно тогда отделу помог, при разработке плана операции решил совместить выжигание гулей с разгромом Хитровки. Там тогда рынок находился… Как тебе объяснить-то… Про Черкизон слышал?

— Конечно, — кивнул Ровнин. — И даже там побывал. С Баженовым.

Его, кстати, очень впечатлила эта толкучка, чем-то похожая на сибирскую тайгу. Что там, что там делаешь пять шагов в сторону и уже не понимаешь, где находится выход. Только в тайге деревья кругом, а на Черкизоне торгуют всем, чем только можно и куча людей вокруг постоянно толкается и орет.

— Умножь на три, — сказал Францев. — В Москве законы действовали советские, а на Хитровке воровские. Синие еще с дореволюционных времен там власть держали. Город в городе, по сути, со своим правительством, органами управления и даже языком. Нынешняя феня частично оттуда и пошла. И вот это всё московские розыскники на пару с приданными им армейскими частями и спецами из ГПУ, считай, за сутки разнесли в щепки, а после власти города на месте бывшей клоаки сквер разбили.

— Круто! — признал Олег.

— Не то слово. А самое главное то, что рынок этот был и сверху, и снизу. В смысле — под землей. Там ночлежки находились, кабаки, склады, где ворованное хранили и еще много чего. Так вот — когда милиция с военными начали сносить все сверху, особо матерые воры и бандиты, особенно те, что под расстрельными статьями ходили, тут же рванули под землю, чтобы через разные отнорки свалить подальше от облавы. Но шиш! В тоннелях они сталкивались с гулями, которые бежали с внезапно обрушившегося на них пожарища, и убивавшими всех, кого встретят на своем пути. Когда очень страшно, то даже очень трусливое существо проявляет чудеса героизма, а уж если у него имеются клыки и когти… И знаешь, вряд ли кто-то мог сказать точно, кого тогда было больше — тех, кого власти повязали при разгроме, или тех, кто в виде трупа остался под землей. Но, думаю, что второе вернее.

Олег ничего не сказал, только головой крутанул, так его впечатлило то, что он услышал.

— Если детали интересны, ты тетю Пашу расспроси, — посоветовал ему Францев. — Она в этом мероприятии лично участвовала.

— Даже не удивлен, — усмехнулся Ровнин. — У меня вообще есть ощущение, что любая громкая операция отдела в этом веке без ее участия не происходила.

— В целом да, — кивнул его начальник. — Хотя с конца тридцатых до середины пятидесятых 15-К обходился без нее. По не зависящим от тети Паши причинам, разумеется.

Ровнин на ходу скрестил пальцы одной руки с другой, так, что получилось контурное обозначение решетки, Аркадий Николаевич кивнул, а после продолжил:

— Со старого места гули съехали сюда, поскольку после пожара ничего восстанавливать на пепелище не стали. Да и не смогли бы. Они стопроцентные потребители, созидать в принципе неспособны. И — притихли надолго. Ну а если начинают забываться, то достаточно намекнуть на то, что мы снова машины подогнать можем и устроить новую вечеринку. Хоть огненную, хоть бетонную — без разницы. Кстати, вот так, за разговорами, мы до нашей цели и добрались. Добро пожаловать в тронную залу Джумы, Ровнин. И сразу скажу — крепись!

Что Францев имел в виду, Олег понял в тот же миг, как вошел в приличных размеров помещение, где чадило несколько факелов и находился десяток