Простые истины - Андрей Александрович Васильев

гулей, выгодно отличавшихся от своих сородичей. Чем именно? Да просто каждый из них напялил на себя пару-тройку вещей, правда, в совершенно хаотичном порядке. Например, на одном имелась жилетка от костюма-тройки и трусы-семейники, другой нацепил на голову бейсболку, а на талию кожаный ремень с массивной пряжкой, на третьем же красовалась дорогущая кожаная куртка, но почему-то без рукавов. Куда они делись, почему они этому товарищу не пришлись по нраву — поди пойми.

Так вот, войдя в тронную залу, Ровнин понял: до того он в этом подземелье исключительно чистейшим горным воздухом дышал. Просто потому, что смрад, охвативший его со всех сторон, с предыдущей вонью сравнивать не имело смысла.

— Зато, если когда-то окажешься во вьетнамском общежитии, то тебя тамошние запахи только повеселят, — ободряюще сообщил своему сотруднику Францев, отлично понимающий, что именно тот сейчас испытывает, а после громко произнес: — Мое почтение, Джума. Как всегда, твоя красота может соперничать лишь с твоим же гостеприимством!

Королева гулей оказалась здесь единственным представителем этого вида, который был одет полностью и, что примечательно, даже со вкусом. Более того — кого-кого, а весьма привлекательную стройную блондинку в брючном деловом костюме Ровнин в этом филиале Содома и Гоморры увидеть никак не ожидал. Даже не привлекательную, а попросту красивую.

А вот наличие трона его не удивило. Да и странно, тронная зала — и без него. Был сей трон черный, массивный, украшенный искусной резьбой и тонкой работы львиными мордами, приделанными к подлокотникам.

— Даже неискренние слова в твоем исполнении звучат приятно, — рассмеялась Джума, закидывая ногу на ногу. — Настолько, что хочется в них поверить.

— Так в чем же дело? — улыбнулся и Францев. — Тем более ты знаешь, что лгу я только при крайней необходимости. А уж венценосным особам…

— Твоя репутация безупречна, — ответила королева, — это известно всем. Более того, иногда ты приходишь на помощь тогда, когда этого не ожидаешь, и без малейшей выгоды для себя, что во все времена являлось редкостью. Не секрет, что вы, сыскные дьяки, не числите обитателей Ночи в своих друзьях. Как у людей говорят-то? Мы и вы стоим по разные стороны баррикад. Поверь, я подобное отношение к себе и своему народу очень ценю.

— Случалось, что мы и вы стояли рядом, — заметил Францев. — У отдела длинная память. Гули не тронули ни одного москвича, прятавшегося под землей во время большого пожара двенадцатого года. Да и не так давно, полвека назад, вы помогли нашей сотруднице тогда, когда враг стоял у ворот столицы. Она сама мне про это рассказала.

— Там присутствовала обоюдная выгода, — пожала плечами Джума. — Не станет вас — что делать нам? Мы кормимся от людей, как бы грубо это ни прозвучало.

— Но вурдалаки-то поступали по-другому, — усмехнулся Аркадий Николаевич. — Не так ли?

— Вурдалаки, — поморщилась красавица. — Сорное семя… Впрочем, не о них речь. Я так понимаю, что этот милый мальчик, пришедший с тобой, и есть тот самый новый сотрудник, что проявил заботу о подземной королеве, при этом даже не будучи ей лично представленным?

— Он и есть, — подтвердил Францев. — Рекомендую — Олег Ровнин, молодой, но при этом очень перспективный товарищ. Думаю, со временем многого добьется, ибо сметлив, расторопен и любознателен. В нашем деле далеко не последние качества.

— Добрый вечер! — произнес Олег. — Рад знакомству, ваше величество.

Жест а-ля мушкетер, с поклоном и взмахом невидимой шляпой он изображать не стал, хотя последние пару минут о нем размышлял. С учетом ситуации и тональности разговора он, пожалуй, не был бы лишним, но юношу смутил один момент. Он побоялся, что Джума может увидеть в этом движении не проявление почтительности, а иронию, или, того хуже, насмешку. Злить же эту особу Олегу очень не хотелось, поскольку он прекрасно помнил, зачем именно Францев его сюда привел. Этот визит еще один вклад в его личную копилку знакомств и знаний, потому дураком надо быть, чтобы профукать подобный шанс из-за банального желания выпендриться.

— Почему ты решил мне помочь? — склонив голову к плечу, поинтересовалась у него Джума. — Тем более что встреча с моими подданными произошла, так сказать, не при самых мирных обстоятельствах?

— По идее, начальник всегда несет ответственность за то, что делают его подчиненные, — неторопливо и тщательно подбирая слова, произнес Ровнин. — Но только по идее. На деле он не может и не должен отвечать за каждую глупость, которую те творят. Особенно если он про нее не знает. Вы, как мне кажется, были не в курсе происходящего. Ведь так?

— Так, так, — подтвердила Джума. — Продолжай.

— У моего начальника с вами отношения… Нет, не дружеские, но, если можно так выразиться, добрососедские. Так чего ради портить их из-за кучки идиотов? К тому же ведь могло случиться и так, что те ваши подданные в подвале по каким-то своим соображениям не затеяли совсем уж недоброе дело, а именно хотели спровоцировать конфликт между гулями и людьми. Ведь такое возможно?

— И правда, сметлив, — согласилась с Францевым королева, а после обратилась к Олегу: — Подойди ко мне, мальчик.

Ровнину очень не понравилось подобное обращение, даже не фамильярностью своей, а неким подчеркиванием того, кто она и кто есть он, но юноша даже вида не подал, отлично понимая, что тот момент, когда он сможет подобно его начальнику диктовать и Джуме, и кому угодно другому свои условия, пока еще не настал. Сейчас же то время, когда он производит на эту особу первое впечатление, и если сделать что-то неправильно, то вышеупомянутый момент может и вовсе не наступить. Опять же, если бы она перегнула палку, то Францев, стоящий рядом с ним, непременно бы ее осек. Если он этого не делает, значит, не стоит показывать свой гонор и выдавать фразы вроде «Мальчики сходили на горшок и пошли баиньки». Надо не ерепениться и идти к ждущей того королеве.

Но, как оказалось, лучше бы он этого не делал, поскольку, подойдя к трону, он понял, что Баженов давным-давно, еще весной, не байку про Джуму ему протравил, а чистую правду сказал. Красота королевы гулей оказалась позаимствованной. Она на самом деле носила маску, искусно сделанную из кожи какой-то давно умершей девушки, и вблизи это смотрелось настолько жутко, что и местная вонь, и бесстыдное сплетение тел гулей в залах, да