Внедроман. Полная версия - Алексей Небоходов

– Всё в порядке, – улыбнулась Катя. – Просто нужен был… особый подход.

Мастер покачал головой, глядя на ровно работающий механизм:

– Чудеса. Я уж думал, на металлолом его. А ты вон как… Золотые руки!

Катя промолчала, пряча улыбку. Если бы он только знал, что именно она использовала для починки. Но восьмой станок хранил их секрет, довольно урча и выполняя свою работу с немецкой точностью.

На следующую ночь павильон напоминал многолюдную железнодорожную станцию, где в сутолоке никто толком не знает, куда и зачем он направляется. Ассистенты перебегали от одного края помещения к другому, художники что-то нервно обсуждали в стороне, и только осветители сохраняли олимпийское спокойствие, подвешивая прожекторы под потолок с размеренностью людей, уверенных в своём профессионализме.

Сцена квартиры профессора Тихомирова получилась на редкость удачной. Её создавали по старым фотографиям московской интеллигентской обители конца семидесятых, найденным в запасниках «Мосфильма». Высокие потолки, лепнина, тяжёлые портьеры цвета спелой вишни, книжные шкафы, ломящиеся от старых томов русской классики, – всё казалось живым и обжитым, будто хозяева вышли на минуту, оставив после себя лишь тихий запах старых книг и дешёвого кофе.

Михаил задумчиво рассматривал декорацию, прохаживаясь по комнате, едва касаясь кончиками пальцев лакированной поверхности рояля. Казалось, даже этот инструмент когда-то принадлежал профессору, ушедшему в вечность вместе со своим временем и привычками.

Алексей, облачённый в строгий тёмный костюм, поправлял перед зеркалом галстук. Глядя на него, Михаил не мог не признать, что выбор актёра на роль Рудольфа оказался идеальным. Алексей вёл себя на площадке с уверенной элегантностью человека, привыкшего находиться в центре внимания, но при этом умудрялся не выглядеть заносчивым. Он скорее походил на тот редкий тип людей, которым природа дала врождённую способность держаться чуть выше суеты, словно наблюдая за происходящим со стороны с лёгкой, едва заметной усмешкой.

Михаил подошёл к нему ближе, улыбнулся с некоторой долей завистливого уважения и негромко спросил:

– Ну как ты, готов покорить ещё одно женское сердце? Только не переиграй.

Алексей ответил ему той же улыбкой, мягкой и в то же время чуточку высокомерной, словно в его жилах текла голубая кровь, не позволяющая опускаться до уровня земных страстей:

– Я играю не сердцееда, Миша, я играю режиссёра. Разве есть существенная разница между тем и другим?

Конотопов хмыкнул и похлопал его по плечу, а затем отошёл в сторону, уступая дорогу Светлане, ассистентке, которая тащила в кадр серебряный поднос с хрустальными бокалами. На ней сегодня было тёмно-зелёное платье, которое подчёркивало её и без того заметную красоту. Глядя на неё, Михаил отметил про себя, что на роли второго плана ему всегда везёт ничуть не меньше, чем на главные.

Сильвия появилась в павильоне чуть позже остальных. В строгом бордовом платье с глубоким декольте, с тонкой нитью жемчуга на шее, она была словно перенесена сюда напрямую из кинохроники тех лет. Даже незначительная, на первый взгляд, деталь – небольшая родинка у губ – вдруг казалась выверенным режиссёрским ходом, хотя и была всего лишь причудой природы.

Михаил внимательно наблюдал за её поведением. Сегодняшняя роль требовала от неё совершенно иного подхода. Если вчера Кристель была воплощением силы и уверенности рабочего класса, то теперь она должна была показать тонкое умение играть, интриговать и увлекать. Конотопов чувствовал, что для актрисы, обладающей таким тонким чутьём, это не будет сложной задачей. И всё же лёгкое волнение не покидало его.

Операторы заканчивали выставлять кадр, обсуждая что-то тихим профессиональным шёпотом. Звукорежиссёр внимательно проверял аппаратуру, сверяясь с кем-то по рации. Михаил бросил взгляд на часы. До начала съёмок оставались считанные минуты.

Сильвия прошла по комнате, неторопливо касаясь взглядом мебели, книг, картин, стоящих вдоль стен. Она остановилась у зеркала, поправила волосы, не глядя на своё отражение, словно мысленно повторяя реплики и жесты, которые предстояло сыграть через несколько минут.

Алексей, заметив её, сделал шаг навстречу. Его движения были точны и уверенны, в них не было ни лишнего вызова, ни надменности, лишь едва уловимая нотка кокетства, которое мужчины позволяют себе в общении с красивыми женщинами.

– Вы выглядите потрясающе, – заметил он, глядя ей прямо в глаза и слегка улыбаясь, – настолько естественно, что можно подумать, будто вы здесь и жили когда-то.

– Спасибо, – ответила она тихо, выдерживая его взгляд. – Возможно, когда-то я и жила здесь. Кто знает, сколько жизней мы проживаем за одну.

Михаил наблюдал за ними с лёгкой улыбкой. Он давно знал Алексея и мог сказать точно: тот попытается внести в сцену не только профессиональную игру, но и толику личного обаяния, чтобы героиня на мгновение поверила в его чувства, как верит зритель в чувства героя на экране. В этом был его талант: умение балансировать на грани игры и жизни, не переступая черту, но всякий раз подходя к ней так близко, что у партнёрш по сцене сбивалось дыхание.

– Камера готова! – крикнул оператор из глубины павильона. Голос прозвучал резковато и отрезвляюще.

Михаил оглядел команду. Все заняли свои места. Ассистенты быстро и бесшумно исчезли из кадра, операторы замерли, звукорежиссёр поднял руку, показывая, что аппаратура включена и готова.

– Сцена два, квартира профессора, первый дубль! – раздался голос ассистента-режиссёра, и щелчок хлопушки эхом разнёсся по павильону.

Квартира профессора Тихомирова напоминала музей дореволюционной интеллигенции – тяжёлые портьеры, книжные шкафы до потолка, персидский ковёр и рояль «Беккер» в углу гостиной. Катя и Людмила, представленные гостям как дочери хозяина, порхали между приглашёнными с подносами закусок. Профессор, уехавший на конференцию в Новосибирск, и не подозревал, что его квартира превратилась в салон для избранной публики, а роль его несуществующих дочерей играют две авантюристки.

Катя носила бордовое платье с глубоким декольте – наряд, позаимствованный из гардероба жены профессора. На Людмиле было тёмно-синее платье с жемчужным колье. Обе выглядели респектабельно и элегантно, ничем не выдавая, что ещё утром Катя чинила станки на заводе.

Среди гостей выделялся Рудольф – Алексей играл успешного телережиссёра с непринуждённой уверенностью человека, привыкшего быть в центре внимания. Его взгляд то и дело задерживался на Кате, следя за её движениями по комнате.

– Екатерина Павловна, – обратился он к ней, когда она проходила мимо с подносом. – Ваш отец говорил, что вы увлекаетесь техникой?

Катя на секунду замешкалась – какая техника могла интересовать профессорскую дочь?

– Да, немного, – осторожно ответила она. – Отец считает, что современная женщина должна разбираться во всём.

– Прогрессивные взгляды! – воскликнул Рудольф. – А не хотели бы вы увидеть, как работает телевидение? У нас сейчас устанавливают новейшие камеры из ГДР.

Его приглашение звучало невинно, но взгляд говорил о другом. Катя