Эпифания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

что не вздумай оттолкнуть его и бежать. Давай пошевеливайся. Этот долговязый олух пойдет за тобой, а я уж последним. Спускаемся, а там все тихо-мирно ждем, пока советник Потто с моей шатией не спустят под землю его мертвое тело.

С осторожностью опираясь на деревянные перила, казавшиеся и грязными, и весьма ненадежными, майтера Мята двинулась вниз.

– Это ведь здесь… э-э… наш кальд, а? – донесся сзади голос Реморы. – Тот самый подвал, где… э-э… как его… мм…

Неяркий отблеск безволосой макушки Кетцаля скрылся из виду во мраке. Ступени оказались изрядно круты и высоки, однако майтера Мята, несмотря на боязнь падения, ускорила шаг.

– Сержант Песок, – подсказала она. – Именно здесь сержант Песок продержал нашего кальда часов шесть, если не больше. По собственным же словам.

Тут Ремора налетел на нее сзади.

– Прошу прощения! Э-э… толкнул…

– Шагайте, не стойте, – проворчал Паук.

Их голоса пробудили к жизни неяркий зеленый светоч в некотором отдалении, у подножия лестницы. В полумраке майтере Мяте удалось разглядеть ровные ряды уставленных пыльными банками полок и какие-то непонятные механизмы, очевидно, спущенные в подвал за ненадобностью.

– Исчез, – невольно вырвалось у нее.

– Кто исчез? – насторожился Паук, услышав ее бормотание.

– Его Высокомудрие, – остановившись и оглянувшись назад, ответила майтера Мята. – Посмотри сам. Он должен был спускаться вниз передо мною, однако его нигде нет.

В сердце ее во весь голос запела прекрасная, яркая птица, название коей – «надежда».

– Вот ты где! – воскликнула майтера Мрамор, едва Шелк выступил за порог насквозь промерзшей укромной беседки, увитой виноградными лозами. – Тебя, патера, тут какой-то человек ищет. Я сказала, что ты в отлучке, но он утверждает, будто на Солнечной тебя дожидается паланкин.

Шелк тяжко вздохнул.

– И вот так – с самой фэалицы. И дело, вне всяких сомнений, невероятно срочное.

Металлическое лицо майтеры Мрамор засияло в серых отсветах хмурого зимнего дня.

– Именно так он и сказал, патера, – энергично кивнув, подтвердила она. – И, полагаю, нисколько не преувеличивает, так как прибыл сюда в пневмоглиссере.

Улыбка Синели сменилась гримасой нешуточного изумления.

– Привет, майтера. Что у тебя с рукой?

– Благодарю за заботу, дочь моя! – Майтера Мрамор приподняла обрубок руки. – С моей рукой все замечательно: лежит в ящике комода, обернутая чистым полотенцем. Остальное – вот… однако, патера, нам нужно идти. Он ждет тебя напротив киновии. Вошел через сад, постучался в обитель. Я думала, ему нужен патера Росомаха.

– Я исповедовал Синель, – объяснил Шелк. – Боюсь, мы не услышали его стука.

– Я слышала, – объявила Синель, – только подумала, что это на улице. Как раз когда рассказывала тебе насчет…

Шелк приложил палец к губам, призывая ее к молчанию.

– Имя его – Госсан, – продолжала майтера Мрамор. – По-моему, чужеземец, но говорит, что знаком с тобой. Однажды подвез тебя, а еще на лодке с тобой по озеру плавал. Куда же ты?.. Ах да, я и забыла: через киновию-то ему не пройти!

Последние слова ее прозвучали вслед Шелку, прихрамывая, сорвавшемуся с места и вскоре скрывшемуся в узком проеме между северо-западным углом мантейона и юго-восточным углом киновии.

– Там есть калитка, – пояснила майтера Мрамор Синели, – ведущая с площадки для игр на Серебристую, но нам с тобой ничто не препятствует пройти через киновию.

Поднявшись на заднее крыльцо, она отворила дверь в кухню.

– Здесь, у меня в гостях, внучка. Я как раз сооружала ей немножко перекусить и тут увидела этого человека. Ты с ней знакома?

– С твоей внучкой?

Синель отрицательно покачала головой.

– Быть может, тебе тоже не помешает немножко вареной говядины? – спросила майтера Мрамор и понизила голос до шепота. – По-моему, беседы с другими девушками-био ей на пользу. Прежде ее… э-э… скажем так, ограждали от посторонних, а мне нужно кое-что сказать патере, пока этот человек его не увез. Об одной услуге его попросить, причем очень, очень немалой.

Тем временем Шелк уже разговаривал с «этим человеком», ожидавшим его на Серебристой.

– А вот тебя разыскать мне в голову не пришло, – признался он. – Невероятная глупость с моей стороны! Отрядил стражников частым гребнем прочесывать город в поисках Гиацинт и еще кое-кого… и совершенно забыл о тебе.

Невысокий, субтильный, смуглый, Госсан то и дело бдительно поглядывал по сторонам.

– Не лучше ли поговорить в машине, кальд? – предложил он. – Без лишних ушей, а заодно и от этого ветра укроемся.

– Благодарю тебя.

Поднявшись в кабину, Шелк с удовольствием утонул в мягком кресле, обитом черной кожей. Едва прозрачный верх с глухим вздохом сомкнулся над его головой, студеный порывистый ветер, уже который день бичевавший Вирон без пощады, вмиг унялся – пусть только для них двоих.

– Меня твои стражники, взявшись за поиски, смогли бы найти без труда, – с улыбкой ответил Госсан, заняв место на переднем сиденье. – Эту штуковину так просто не спрячешь.

– Да уж, пожалуй! Послушай, я, как только понял, кто ты такой, бегом к тебе побежал: мне очень нужно знать, где сейчас Гиацинт. Ведь это ты в иераксицу привез ее к Горностаю, на встречу со мной, верно?

Госсан кивнул.

– Судя по имени… майтера Мрамор мне его назвала… ты тривигантец, так? А доктор Журавль как-то назвал тебя своим заместителем. Похоже, большая часть нанятых им шпионов – виронцы, но я бы не удивился, если б он прихватил с собой нескольких земляков… людей, которым можно доверять всегда и во всем.

– Из тривигантцев он взял с собой только меня, однако ты прав, кальд. Будь нас побольше, дело пошло бы много, много результативнее.

– Ну а где Гиацинт, ты знаешь?

– Нет. К глубокому моему сожалению, нет, – со вздохом ответил Госсан. – Ох… ты, кальд, даже не представляешь себе, какой груз снял с моих плеч. Я-то думал, сейчас придется тебя прощупывать, выяснять, многое ли ты знаешь, да с осторожностью, чтоб ты не узнал больше, чем нужно… а тебе, оказывается, известно все.

– Вовсе нет, – покачав головой, возразил Шелк. – Просто мы с доктором Журавлем заключили меж собой соглашение. Я изложил ему все, что узнал и о чем догадался на предмет его деятельности, а он взамен ответил на все мои вопросы о ней. Увы, угадал я до обидного мало, а он почти ничего нового к этому не добавил… даже настоящего своего имени не назвал.

– А звали его Сигада, – с горькой улыбкой сообщил ему Госсан. – И значило это, что ему надлежит быть красивым собой и при этом отменно скромным.

– Однако он не отличался ни скромностью, ни красотой. Благодарю тебя, – кивнул Шелк. – Сигада… Конечно, я помню, да и впредь буду помнить его как доктора Журавля, но очень рад узнать, как называл себя он. Уверен, ты, служа у Крови, тоже звался отнюдь не Госсаном.

– Да. У Крови меня звали Улит.

– Понимаю. Но этого имени ты майтере Мрамор не называл. Назвал настоящее. И никак не мог знать, что доктор Журавль рассказал мне о тебе, поскольку не имел возможности повидаться с ним со времени нашей беседы в тартлицу днем