Эпифания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

– Не надо, – ответил Чистик, взглянув на цену.

– Бесплатно! С тебя ничего не возьму.

Чистик, расправив плечи, наполнил воздухом бочкоподобную грудь.

– Ага, знаю. Потому и не надо. Слушай сюда. Украсть я твои бананы украл бы, смекаешь? Слово-лилия. Или силой бы отнял, да еще в ящике с наличностью пошуровал, потому как кто я есть такой? Козырный вор, а Тартару для одной нашей задумки карточки нужны. Много. А вот в подарок я бананов от тебя не возьму. Не по-людски это выйдет: слишком уж дорого они тебе обошлись.

– Так ведь…

– Поддувало прикрой.

Чистик принялся очищать апельсин, раздирая яркую кожуру на фестончики сильными, изрядно испачканными пальцами.

– Меня там, в Орилье, бабенка ждет, моим заботам порученная. Проголодалась, а голодной сидеть, как я, не привыкши. Сунешь в этот пакет апельсины и, может, пару картошек – спасибо тебе скажу и отнесу ей. Только чтоб без бананов, ясно? И гельтух вначале сруби с тех, кто покупать пришел. Закончишь дела, тогда и возьму у тебя пакет, если к тому времени не раздумаешь с ним расставаться.

– Это Пророк Чистик, – шепнул Мозг обступившей лавчонку толпе. – Дюжину желтых яблок, сударыня? И капусты два кочана? Сей момент! Все свеженькое и, заметь, почти даром!

– Погоди, вот мой мальчишка вернется, я тебя к Балабану сведу, – сказал он Чистику спустя еще пару минут. – К супружнику Склеродермы. Уверен, он тебе ломтик-другой мясца к картошке прибавит.

В Орилье Чистика дожидались две сотни человек, если не больше, да еще сотня шла за ним следом.

– Ты устал, Чистик. Устал и замерз, мой ноктолат, – шепнул ему Тартар.

– Слово-лилия, о Грозный Тартар.

– И посему склонен проявлять нетерпение.

– Кто, я? Вот уж нет. Не я, что ли, подстреленный, смирно лежал на крыше да мерз, пока меня искали с собаками?

– Учти, на сей раз добыча много, много крупнее.

Протолкавшись сквозь толпу ожидавших, Чистик остановился у дверей заколоченной досками лавки, к которой и направлялся, и бросил под ноги принесенные с собою мешки.

– Слушайте сюда, шпанюки. Все слушайте.

Толпа притихла.

– Не знаю, что вам тут надо, зато прекрасно знаю, что надо мне. А надо мне оставить все это девахе, ждущей внутри. Она голодная, и кое-кто из рыночных кое-что ей послал. Ну? Хотели вы меня увидеть – считай, увидели. Хотели послушать – считай, послушали. Если еще чего надо, погодите, отдам я ей все это, тогда и поговорим.

– Жертву! Жертву богам принеси! Просим! – выкрикнул кто-то в толпе.

– Да вы трёхнулись все? Я ж не авгур.

Отвернувшись, Чистик забарабанил в рассохшуюся дверь.

– Молот! Эй, Молот, ты там не помер?

Дверь распахнулась. При виде громадного солдата на пороге толпа вмиг умолкла.

– Он не из ихних, не из аюнтомьентовских! – поспешно заорал Чистик. – Он, как и я, для божьего дела старается, только когда мы шли сюда…

Старания вспомнить, когда они шли сюда, не привели ни к чему. Как Молот высвободился из-под многотонной груды крылокаменного щебня, Чистик помнил яснее ясного, а вот день недели забылся начисто, хоть ты тресни.

– Короче, когда Аламбрера сдалась. Пока мы шли сюда, штурмовики, олухи этакие, палили в него почем зря, вот мы и рассудили, что ему лучше бы схорониться до времени, от греха подальше.

– Спроси, не здесь ли патера, – прошипел Молот сзади.

Казалось, с Чистиком решила посекретничать грозовая туча.

– Патера Наковальня! – заорал Чистик. – Мы ищем одного тут вправду святого авгура по имени патера Наковальня! Кто-то о жертвоприношении заикался, так вот! Патера Наковальня, ты здесь?

– Да не, не, ты сам! Сам орудуй! – выкрикнули из задних рядов.

– Там у тебя что? Еда? – в нетерпении спросила Гиацинт из-за спины Молота. – Давай сюда.

– Скажи, что согласен. Что принесешь жертву сам, – шепнул Тартар, каким-то чудом перекрыв гомон толпы.

Чистик так удивился, что невольно оглянулся на бога.

– Куда ж мне, лохмать его… то есть ладно, о Грозный Тартар. Ладно. Козырно. Как скажешь.

Передав Молоту оба мешка, он поднес к губам сложенные рупором ладони.

– Ладно, пес с вами! Принесу жертву сам!

– Когда?!

Четверо в передних рядах подняли над головами перепуганного до полусмерти, жалобно блеющего (пусть блеяния и было не расслышать) козленка бурой масти.

– Немедля, Чистик. Немедля, мой ноктолат.

– Немедля! – во весь голос повторил Чистик.

– Вот ты говоришь, для божьего дела стараешься… а бог-то к нам явится? – осведомился тощий как смерть человек в некогда дорогом, шикарном плаще и шляпе.

Чистик подождал подтверждения, однако незрячий бог рядом с ним не проронил ни слова.

– Да, бог-то явится?! – подхватили вопрос остальные.

– Сами-то как думаете? – кинул толпе подначку Чистик.

Вокруг тут же вспыхнула сотня споров.

– А где жертву приносить будем? – полюбопытствовала Гиацинт из-за широкой, массивной зеленой спины Молота.

– Я думал, ты там едой занята.

– Так и есть, – пророкотал Молот. – Я слышу.

Шум нарастал: с полсотни мужчин и около дюжины на редкость громогласных женщин загалдели, заорали наперебой, каждый о чем-то своем.

– Грозный Тартар, – пробормотал Чистик, – ты уж лучше подсказывай, что говорить, а то так и до беды недалеко.

– Я же все объяснил, Чистик. Все объяснил, мой ноктолат. Ты должен принести жертву – ну, скажем, мне, или любому другому богу, какому захочешь.

Чистик повернулся к Молоту.

– Освободи дверь. Надо сказать кое-что вам обоим, а через твое плечо я с ней говорить не собираюсь.

Стоило солдату шагнуть наружу, толпа вновь в испуге притихла. Показавшаяся в дверном проеме Гиацинт проглотила разжеванное и вытерла ладони о перепачканное платье.

– Кажется, это был нектарин… и, кажется, я его с косточкой проглотила. Чтоб выплевывала, не припомню. Может, разгрызла, сама не заметив?.. Ох, Фелкс, хорошо-то как!

– Короче, займись всей этой дребеденью, – велел ей Чистик, – а мне на Солнечную топать надо.

– Я с тобой!

Чистик отрицательно покачал головой.

– Я, понимаешь, не авгур…

– Солдата и женщину возьми с собой, – шепнул ему Тартар.

– Но мне ж с жертвоприношением надо разобраться. Вот и Сцилла-Испепелительница от меня того же хотела. Вроде бы клонила к тому, чтоб я Ельца в дар ей поднес.

– Мне нужен плащ теплый, ванна, лицо привести в порядок… и не смей меня бить! Ударишь еще раз, я тогда… я тогда…

– Пойдешь ты с нами, пойдешь, ясно? – оборвал ее Чистик. – Идем прямо сейчас.

С этими словами он решительно шагнул в толпу.

– Слушать сюда! Поддувала захлопните, олухи! Меня слушайте!

Молот выпалил в воздух из пулевого ружья.

– Не явится к нам никакой бог! Хотите, чтоб я жертву принес, пойдем сейчас на Солнечную и обтяпаем все, как положено, только бога не ждите! Все равно вам, шпане подзаборной, его не увидеть, – добавил Чистик вполголоса.

Тем не менее толпа двинулась вдоль узкой улочки следом за ним, страшась его куда сильней, чем грозного солдата, шагавшего рядом с Чистиком, ни на миг не отпуская руки дрожащей, растрепанной девушки в платье алого шелка.

Взойдя на крыльцо мантейона Шелка, Чистик вновь обратился к толпе.

– Так! Я вам ясно сказал: бога не ждите! Вы сами пристали как с ножом к