Эпифания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

Майтера Мята, стараясь не запутаться в подоле облачения, поднялась на ноги.

– Никаких, советник. Никаких каверз. Отправляя обряд жертвоприношения в Великом Мантейоне, я удостоился теофании.

У майтеры Мяты тотчас же создалось впечатление, будто Кетцаль, отроду не подверженный волнению, взволнован, причем всерьез.

Потто, пренебрежительно фыркнув, опустил курящийся паром чайник на стол.

– Еще одна? Кто на сей раз? Сфинга?

Кетцаль отрицательно покачал головой.

– Пас.

– Пас мертв!

Кетцаль, отвернувшись от Потто, устремил взгляд на нее.

– Да, да, майтера. Всевеликий Пас. Владыка Пас, Отец Семерых… а если не он, то его дух. Призрак. О чем, по сути, и сообщил нам сам бог.

II

«Имя его – Госсан»

Дверь эту он собственными руками затворил изнутри и запер на засов, завершая обряд экзорцизма. Однако, если этой дверью (неприметной боковой дверью бывшего, а на взгляд случайных прохожих, несомненно, до сих пор действующего мантейона) внутрь впускают гостей, которым не хочется, чтобы их видели входящими к Орхидее, на стук должен кто-то откликнуться. По летней привычке сощурившись, он поднял взгляд, оценивая ширину сужавшегося солнца, но солнце оказалось затянутым темными, набрякшими дождем либо снегом тучами, не говоря уж о повергающей в трепет изжелта-бурой громаде тривигантского воздушного корабля.

Не дождавшись отклика, он постучал снова. Тем временем носильщики опустили паланкин наземь и устроились отдохнуть. Стоит ли рисковать, на глазах у них колотя в дверь, которую не открывают? Что скажет комиссар Тритон насчет воздействия подобных вещей на его престиж и популярность? Что скажет Оозик? Не начнет ли весь город судачить об этом, позабыв недавние битвы?

Стоило улыбнуться этой мысли, из-за распахнувшейся двери наружу выглянула невысокая, на удивление непривлекательная женщина с выцветшим лоскутом ткани поверх седеющих волос.

– Входи… ох… патера, здесь это… уже не…

– Я – духовный наставник Орхидеи, – отрезал Шелк. – Впусти меня.

Женщина отступила назад. Переступив порог, Шелк запер дверь на засов.

– Проводи меня к ней.

Женщина неприязненно покосилась на Орева.

– Я прибираюсь тут.

«Да уж, уборка бывшему мантейону не помешает», – мысленно согласился Шелк.

Бросив взгляд в сторону сцены, он неожиданно, противу всякой логики обрадовался, обнаружив, что новый задник вовсе не столь кощунственен, как прежний, недавно разрубленный им, а всего-навсего непристоен.

– У себя она, в комнатах. Может, и не поднималась еще.

– Проводи меня к ней, – повторил Шелк. – Немедля!

– Только стучаться не буду! – со страхом в голосе предупредила его служанка.

– Ладно, неважно. Как к ней пройти, я помню.

Отстранив с дороги служанку, Шелк твердым шагом двинулся через бывший мантейон. Лодыжка слегка заныла, но и только.

Вот и ступенька, на которой он сидел во время разговора с Мускусом. Ныне Мускуса уже нет в живых… однако как прочно засело в памяти его искаженное мукой лицо!

Внутренний дворик позади мантейона оказался безлюдным, однако отнюдь не пустовал: среди лужиц спиртного, порожних бутылок и осколков стекла увлеченно рылись в разбросанных всюду объедках вороны и голуби. Превосходивший величиной самую крупную из ворон, Орев уставился на этакое изобилие во все глаза, склоняя голову то вправо, то влево.

А вот на этой дощатой лестнице лежал обнаженный труп Дриадели… но, разумеется, сейчас высматривать на ней пятна крови и уж тем более стараться не наступить на них, буде таковые еще сохранились, не имело ни малейшего смысла. Не сводя взгляда с окаймлявшей второй этаж галереи, Шелк твердым шагом взошел наверх.

Как же крепка была тогда его вера! Тот, прежний Шелк, в эту минуту молился бы, исполненный детской уверенности в том, что боги слышат каждое его слово; помолился бы Мольпе, покровительнице нынешнего дня, а после – Пасу, усопшему, ушедшему из жизни подобно Журавлю, Дриадели и Мускусу. Но главным образом, горячее, истовее всего тот Шелк молился бы Иносущему, хотя Иносущий и предупреждал, что помощи не пошлет…

Предупреждал, но тем не менее позаботился исцелить его, лежавшего при последнем издыхании. И, кстати, если уж на то пошло (тут Шелк приостановился, припоминая все в точности), на самом деле Иносущий не говорил, что он не получит помощи, но велел не рассчитывать на нее, а это ведь вовсе, вовсе не одно и то же!

Окрыленный этими мыслями, он прошел вдоль скрипучей галереи к двери, отворенной доктором Журавлем, вышедшим осмотреть тело Дриадели, и только собрался отворить ее сам, как дверь распахнули изнутри.

Негромко ахнув от неожиданности, Шелк в недоумении заморгал.

– Глянь… девочка! – присвистнув, объявил редко чему-либо удивлявшийся Орев.

– Привет, Орев. Привет, патера. Да благословят вас сим днем бессмертные боги… и все такое.

Улыбнувшись, Шелк обнаружил, что улыбка далась ему легче, чем ожидалось: обрушившись на распахнувшую дверь с руганью, он уж точно ничего не выигрывал.

– Синель? Рад тебя видеть. А я-то гадал, куда ты могла пропасть. Даже людей на поиски вас с Чистиком отрядил.

– Ты думал, я с этим покончила…

Точно оценить выражение ее грубоватого, осунувшегося лица оказалось задачей отнюдь не из легких, однако в голосе Синели явственно слышались нотки уныния.

– Надеялся, – сдержанно откликнулся Шелк. – И до сих пор надеюсь, что так оно и есть… что прошлая ночь была последней.

А впрочем, если богам все равно, ему-то что за забота? Хотя нет – прочь, прочь подобные мысли!

– Не было у меня никого прошлой ночью, патера. Гостей и на других-то девах не хватило. Теперь ты небось думаешь: а как насчет ржави, ага? Думаешь, думаешь, по глазам вижу. С тех самых похорон – ни понюшки. Входи, – пригласила она, отступив назад.

Шелк боком, старательно избегая прикосновения к ее далеко выдающейся вперед груди, протиснулся в комнату.

– А теперь ты гадаешь, надолго ли меня хватит. Я тоже. Не думал небось, что я мысли читать умею?

Синель улыбнулась, да так, что Шелку захотелось обнять ее, однако он ограничился согласным кивком.

– Действительно, так и есть. Ты весьма проницательна.

– Где Чистик? – каркнул Орев, решивший, что ему самое время вступить в разговор.

– Не знаю. Хочешь, патера, пойдем ко мне? Присядешь, поговорим, совсем как в тот, прошлый, раз.

– Мне нужно поговорить с Орхидеей, но если хочешь…

– Да ладно, это я так просто. Проходи. Она, наверное, уже оделась. Ее комната там.

Указанный Синелью коридорчик запомнился Шелку в лучшем случае смутно.

– Может, я завтра к тебе поговорить загляну? – спросила Синель на ходу. – Только ты ведь, надо думать, из того домика на Солнечной съехал?

– Съехал, – подтвердил Шелк, – но отсюда как раз направлюсь туда. Хочешь со мной?

Этот вопрос Синель оставила без ответа.

– Меня паланкин ждет у входа, – добавил Шелк. – Лодыжку стараюсь беречь.

– Ты что?! – ужаснулась Синель. – Тебя же люди со мной увидят!

– А мы занавески задернем.

– Тогда в нем и поговорить можно будет? Хорошо. Ладно.

К этому времени Шелк принял решение тоже.

– Мне бы хотелось, чтоб при разговоре с Орхидеей присутствовала и ты. Не откажешься?

– Конечно, нет, если надо, – подтвердила Синель, остановившись у двери в комнату Орхидеи. – Только… ты злить ее, надеюсь, не собираешься?

Вспомнив испуг служанки, Шелк постучал