Эпифания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

майтеру Мяту неприятно поразило отсутствие в его лице, казавшемся столь оживленным, какой-либо теплоты. Знакомая металлическая маска майтеры Мяты лучилась целым круговоротом смирения и страсти, а эта, при всей ее внешней округлости и румянце, оставалась холодной, словно змеи Эхидны.

– Оно, видишь ли, многие годы лежало в кладовой…

Немыслимым образом изогнувшись назад, Потто почесал кончик носа извергающим пар носиком чайника.

– Известно ли тебе, дражайшая генералиссима, что я – младший из членов Аюнтамьенто?

Майтера Мята отрицательно покачала головой.

– Неважно. Остальные сочли, что это лицо выглядит чересчур молодо, и попросили меня заменить его, – сообщил Потто, ухитрившись еще сильнее изогнуться назад.

Из носика чайника струйкой потек кипяток.

– Об орде рани тебе тоже ничего не известно, или как?

– Да, но что с ним?

– С моим лицом? – переспросил Потто, ткнув себя в нос носиком чайника. – Ты меня вовсе не слушаешь? Я же сказал: оно долго хранилось в кладовых. И теперь я вижу не так ясно, как прежде. Возможно, глаза запылились.

С этими словами он поднял и накренил чайник, обильно обдав собственные глаза и нос крутым кипятком.

– О боги! – воскликнул Ремора.

Бросившаяся было на помощь советнику майтера Мята едва успела отпрянуть прочь от обжигающих брызг.

– Вот так. Вот это должно помочь.

Выпрямившись, Потто вновь уставился на нее, энергично заморгал, прочищая огромные ярко-голубые глаза от последних капель кипящей воды.

– Да, совсем, совсем другое дело. Теперь я вижу все. Надеюсь, ты, дорогая моя юная генералиссима, видишь не хуже. Орда рани уже идет к нам, а это, как-никак, шестьдесят тысяч пеших и пятнадцать тысяч конных. Роскоши в виде воздушного корабля, дабы присматривать с высоты за врагами Вирона, у меня нет, однако я делаю все, что могу. Семьдесят пять тысяч прекрасно обученных, закаленных в сражениях бойцов с вспомогательными частями – обозом из пятнадцати тысяч верблюдов и трудовым батальоном числом в десять тысяч человек. Исключительно мужчин, а тривигантские мужчины – создания твоего, патера, пошиба, – бросив взгляд на Ремору, пояснил он. – В смысле, из тех, кому оружие в руки брать не положено.

Ремора мало-помалу овладел собой.

– Если сия великая… э-э… грозная сила… э-э… выступила в поход? Идет к нам, как ты выразился, а? Тогда, на мой взгляд, она идет никак не сюда, иначе ты… мм… или, если уж держаться официального тона, Аюнтамьенто… Условия капитуляции, э?

Потто захихикал.

Майтера Мята расправила плечи.

– Мне бы на твоем месте, советник, было совсем не до смеха. Его Высокопреосвященство абсолютно прав. Если рани направила нам на помощь силы такой величины, твоя сторона обречена.

– Чего я и опасался, – откликнулся Потто и вновь поднял вверх чайник. – Как по-твоему, вода не слишком остыла?

Майтера Мята невольно отступила назад.

– Чтоб заварить чаю? Вряд ли.

– Чтобы промыть глаза для улучшения зрения. Думаю, ты права. Кипяток остается горячим довольно долгое время.

– Я пришла сюда под флагом перемирия!

Потто с невероятным для столь толстого человека проворством потянулся к ней. Майтера Мята, развернувшись, сорвалась с места, почувствовала, как кончики его пальцев скользнули по облачению, дернула дверную ручку и, опережая советника разве что на ширину ладони, выбежала из кухни. Увы, за порогом ее, словно ягненка, подхватила чья-то рука, а другая рука крепко прижала ее руки к туловищу, и майтера Мята с разбегу, едва не расквасив носа, уткнулась лицом в грубую, пропахшую кислым потом ткань.

– Веди ее обратно, – распорядился Потто где-то неподалеку.

Ремора (судя по голосу, несколько дальше) задохнулся от возмущения.

– Как ты можешь… то есть это же просто непозволительно… она ведь – сибилла! Ты… ты…

– А-а, помолчи, – отмахнулся от него Потто. – Паук, через колено ее перегни. Сильней. Чтоб сюда, вверх глядела.

В глаза тут же ударил свет, в грудь хлынул воздух. Изловивший майтеру Мяту оказался так же высок, как Ремора, а шириной плеч не уступал Потто. Удерживая ее за волосы, он опустился на колено, а пленницу рывком перегнул через другое, лицом кверху.

– Сын мой… – Глядя на нависший над нею массивный щетинистый подбородок, сдерживать дрожь в голосе оказалось делом ужасно нелегким. – Сознаешь ли ты, что творишь?

Схвативший ее (следовало полагать, Паук) бросил взгляд вбок (следовало полагать, на Потто).

– Как насчет этого, советник?

Майтера Мята покосилась в стороны, но отыскать взглядом Потто не смогла, а повернуть голову не позволяли толстые, сильные пальцы Паука.

– Сейчас снова чайник поставлю, – донесся издали голос Потто. – Не то остынет, пока я тебе правила объясняю, а нам это ни к чему.

Склонившись над майтерой Мятой, появившийся в поле зрения Ремора показался ей исполином ростом с добрую башню.

– Чем я… э-э… майтера… генералиссима… чем я могу помочь?

– Будь добр, сообщи о случившемся Бизону, – попросила майтера Мята.

– Вернись на место, – велел Потто Реморе.

Ремора исчез из виду.

– Не интересно ли тебе, дражайшая моя генералиссима…

Напротив лица Паука возникла округлая, жизнерадостная физиономия Потто.

– Не интересно ли тебе, каким образом я оказался совсем рядом с собственным трупом? Или, скажем, что сталось с трупом Крови? Крови, заколотого твоим дружком, Шелком? Не будем именовать его кальдом: время подобной учтивости прошло.

– Позволь встать, и я с радостью тебя расспрошу.

– В этом нет надобности. Тело Крови, как видишь, отсюда уже утащили. Ты ведь видишь? Пока что. В данный момент. Ну а собственное тело я приказал не трогать, поскольку подумал, что мы, возможно, сумеем его починить. И сам, лично явился за ним в компании нескольких охотников за шпионами из самых доверенных, а Паук – их хефе. Взял бы солдат, да только они крайне болезненно реагируют на упоминания о кальде, хотя, глядя на них, и не подумаешь…

– Советник? Советник! – воскликнул Ремора в некотором отдалении.

Майтера Мята закрыла глаза. Если уж ей суждено навеки лишиться зрения, пускай последним, что она увидит, станет не этот высокий, потемневший от копоти потолок в кухне разоренной виллы. Пусть лучше это будет лик Эхидны, заполнивший Священное Окно снизу доверху. Или лицо матери. Или лицо быстроглазого Бизона в обрамлении вьющейся черной бороды. Или ее спальня в киновии. Или ребятишки за игрой – класс майтеры Мрамор (ей ведь постоянно хотелось учить их, а не старших девчонок, как в этом году, и не старших мальчишек, как при жизни патеры Щуки). Или лицо Чистика – столь устрашающее и серьезное, драгоценнее любой стопки карточек. А вот снова Бизон. Бизон, Решетчатая, пневмоглиссеры, палящие очередями навстречу белому жеребцу, что, грохоча копытами, несется к ним…

– Ты это слышала, дражайшая моя генералиссима?

Майтера Мята открыла глаза и лишь после, с немалым запозданием вспомнила, что в них может немедля хлынуть крутой кипяток.

– Слышала… что?

– Расскажи ей, патера! Расскажи!

Прыснув, Потто залился смехом, будто девчонка лет этак двенадцати, захихикал так, что на время лишился дара речи.

– Я… э-э… мм… предложил… э-э… замену.

– Он хочет занять твое место! Нет, правда, животики надорвешь!

Раскрыв рот, майтера Мята почувствовала, что глаза ее полны жгучих слез.